
1001 книга, которую нужно прочитать
Omiana
- 1 001 книга

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Большинство людей любит антиутопии, очень хороший жанр для того, чтобы сравнить описанное автором с реальностью за окном (телевизора), порадоваться, что у нас еще не так плохо, ужаснуться, к чему все идет (по Первому каналу). Гораздо меньше читателей любит фантасмагории, сложно разобраться, сложно проникнуться стилем. Закономерно, что союз этих жанров найдет мало читателей. Придет домой мужчина среднего возраста и заработка, переоденется в спортивный костюм, усядется на любимый диван, и что возьмется за «Белый шум» что ли, нет уж, скорее включит любимую «Большую стирку» на федеральном канале. И побежит к нему, танцуя на электромагнитных волнах, информация о мире, в котором он живет, и будет он доволен жизнью, ужином и женой, выпьет пива и никаких мыслей о смерти (недолго). А ведь «Белый шум» даже не антиутопия и не фантасмагория, хотя несет в себе черты и того, и другого. Все равно, не берет и не читает, а мог бы и прочесть. Читает-не читает. Все равно умрет: тупая боль слева от грудины, под третий бокал пива и внимания не стоит, а потом не довезли до реанимации. Все умрем (голосок из-под шкафа). Песенка в моих наушниках: «Друзья, давайте все умрем», мне электромагнитные волны несут порцию позитива (ля-ля-ля) от «Аквариума». Что там еще БГ поет: «долгая память хуже, чем сифилис»? В узком кругу воспоминаний плетет свою долгую нить паук, набрасывает кружево на портрет Гитлера в красном углу. В красном – святотатство. Значит, против Гитлера не возражаете? Тоже фигура 20 века, а ведь объединить душ с газовой камерой – даже не его идея. Массовая культура во главу угла поставила фастфуд, быстро разморозил и поел. Гитлер так Гитлер, вещайте нам на подвывающем немецком. Здравствуйте, дети, сегодня я расскажу вам про Мэрилин Монро. На нее мастурбировало не одно поколение. И что такого? Не на Гитлера же! Вы знаете, сколько средний американец проводит времени в автомобиле? Вы знаете, сколько средний москвич раздражается на окружающих в метро? Приходите на наши курсы по правильному дыханию, мы вас научим ровно держать спину под бодрый речитатив радиопрограммы «Занимательные факты». И что интересно, «Майн кампф» из под полы больше никто не продает, хотя он и запрещен в России (упоминать ведь можно?). Если что, я не читал и не собираюсь, это все Деллило, он придумал историю про человека, который преподает гитлероведение и боится смерти. А кто не боится, в самом деле? Вот была бы таблеточка, проглотил – и нет страха, пошел и повесился на смоковнице. Или живешь дальше, сносишь ложное величье правителей. Вот была бы у Шекспира такая таблетка, разве написал бы он Гамлета? Да ни в жисть. И про полную шума и ярости, не имеющую смысла не написал бы. Как писать про жизнь, не боясь смерти? Никак. Если вокруг тебя все белое, значит, ты застрял на одной шахматной клетке, пора бежать в два раза быстрее. Жизнь – не шахматная партия! А что смерть что ли партия? Белый танец, где приглашает всегда дама (с косой до пояса). Давайте рассуждать про жизнь! Дети (цветы жизни), пока не знают про смерть – дети, пока не погибли под колесами автомобиля – цветы, как только познали светящийся экран – продукты масскультуры, никуда не денешься. Может быть, мы все живы ровно на столько, сколько нас показывали на телеэкране. Вас ни разу не показывали? А с чего вы вообще взяли, что вы живы? Ах, чувствуете (запах воздушнотоксического явления), ну это все могут, но ведь жизнь – это что-то другое. Таблетка от страха смерти прекрасна, можно еще таблеток наделать от любви, от волнения, от смеха и слез. Что там Кант (не) писал? Последовательно отнимайте у человека все, что есть в нем человеческого – эмоции, страхи, мысли, стереотипы поведения и тогда останется нечто, что вы уже не сможете отбросить. Это и будет белый шум. Как-то так. А мы все умрем, электричество выключат – и все. Живите с этим.

…деконструкция бессознательного…
…тяжеловесный (…десяток Симмонсов, до полудюжины МакКарти, пара Воннегутов, полтора Филипа Дика…) американский маэстро прозы Дон Делилло за свой «Белый шум» получил небезызвестную Национальную книгопремию США 1984-го. Роман тоже вышел крупногабаритным. Не по тоннажу — всего-то 0,78 стивенкинговского «11/22/63» — по перевариваемости и наполнению. «Изысканная социальная сатира! Изящнейший роман автора!» — сахарными лозунгами вещает издатель в предисловье. Но, не в этом же, в самом-то, дело: количество в полдесятка псевдосюжетов-обманок и целые гроздья несуществующих полунамёков (…на глянцевой бумаге рекламных проспектов, конфетных обёртках, в радиопередачах, содержимом мусорных контейнеров и просто в соседских шушукающихся пересудах; причём не ясно, какие из них присущи объективной реальности, а которые проявляются чаще всего именно вместе с реактивными психозами…) смотрятся куда как внушительнее…
…знакомство с сюжетом «Шума» со слов — жутко невыгодное вложение времени. Ведь здесь в университетах официально и на полную ставку преподают популярную культуру, гитлероведение и светлые радости. При этом герои постоянно (…читай — при каждом удобном случае…) рассуждают о смерти и к ней же готовятся. Седеющие посланники костлявой являются в застёгнутых наперекосяк пижамах легчайшего гонконгского флиса. Сплошь и рядом попадаются микробы, питающиеся облаками. Застенчивые фрукты на прилавках. Схлопывающиеся от гравитации таблетки. Намеченные на июнь ядерные взрывы. Материально-вещественное выражение белого шума проявляется в романе неким воздушно-токсическим явлением — техногенная катастрофа конденсируется внушительных размеров «саморазрастающимся» облаком ядовитых испарений. На этом-то многообразии и происходит фоновое размытие границ идентификации текста: пространство наполняют бесцветные шумы, трудноразличимые и исходящие неизвестно откуда; на полках магазинов возникают белёсые продуктовые упаковки, яркие цвета с которых отправились на фронты не объявленной Третьей мировой, а прозрачное «сейчас» успевает исчезнуть из реальности прежде, чем полностью сойти с произносивших само это слово уст. Делилло окунает читателя в «магию и ужас Америки», которые оказываются тонкой гранью между манией и фобией смерти. Удовольствие от сытого достатка, благополучия и довольства по жестокой иронии безостановочно подпитывает первобытный страх перестать быть и, соответственно, всех перечисленных благ лишиться. Выходит бесконечный взаимопроникающий круговорот, по контуру оборачивающий резонный вопрос: действительно ли можно обладать ложной способностью восприятия иллюзии?..
…текст Делилло — многоразового применения. Его можно (…по усмотрению — нужно…) перечитывать. Всякая новая встреча неизменно производит яркое впечатление. Не то, что бы раз за разом стремительно приближая истинное понимание заложенных метафор и смыслов, нет. Не совсем, вернее. Композиционный отвар, не смотря на явную сатиричность и кажущуюся комичность, слишком уж наварист; сам Делилло сегодня уж тут ногу сломит. Да и не в окончательном и безупречном понимании соль. Однократное потребление внутрь «Шума» полноценными дозами во весь объём ценно в первую очередь обретением новых воспоминаний. Звучит, конечно, как заголовок жёлтой прессы. Из тех, что с навязчивой безвозмездностью раздают в метрополитенах брошюрами всклокоченного вида бледноватые личности с полыхающими нездоровым пламенем очами. Но, при персональном, непосредственном опыте — всё именно так и есть. И это один из тех редких нонсенсов, в которые действительно стоит поверить на слово. По крайней мере — на первых порах…
…«Шум» это крепчайшая — критик носа не подточит — предельно высококалорийная, словно вываренная в меду и настоянная на молоке, проза. Роман-опыт, роман-исследование. В нарративе нет ни одного лишнего языкового пассажа, ни одной забытой стилистической шероховатости. От слов «вообще», «совсем» и «полностью». Двояковыпуклая (…с одной стороны — гранит романа, с другой — его полная дереализация; пространство текста повсеместно теряет ясность и расплывается…) линза «Шума» имеет идеальную огранку и математически выверенную шлифовку. Делилло заставляет прежде всего опытного читателя натурально пучить от удивления глаза: фигуры высшего композиционного пилотажа следуют одна за другой. Например, здесь практически нет настоящего времени. Исключительно или уже свершившееся, либо только ещё наступающее. Делилло обладает великолепным языковым слухом и чувством объёмной образности: «…вереница машин издали убаюкивает нас неумолчным шумом, подобным невнятному гомону душ усопших на пороге сновидения»; «Всё громадное пространство оглашалось эхом такого сильного шума, словно там вымирал целый биологический вид крупного рогатого скота»; «Всю ночь в сны врывалась метель, а наутро воздух сделался прозрачным и неподвижным». Некоторые сентенции — так прямо и просятся на роль главного манифеста техногенных фобий: «Чем больше прогресс науки, тем примитивнее страх»; «Семья — колыбель всемирной дезинформации»…
…присутствует тут и такой момент: есть тексты с неким подтекстом; а есть и другие, которые сами — один сплошной подтекст. «Шум» как раз из второй группы. Читать его от нечего делать не стоит — глаза расшибёте. Делилло он такой, гхм, крайне равнодушный к читательскому комфорту писатель: с него слезешь ровно там же, где и сядешь. Как вариант, открыть данный томик можно для утоления естественной жажды познания: откуда появились, к примеру, писательские приёмчики частично упомянутых в самом начале Симмонса, Кунца, Кинга, Коупленда, Эллиса и ряда прочих примыкающих. А вот внимательный читатель, вооружённый умозрительным красным для пометок, на полном серьёзе рискует прямо-таки в тексты Деллило и влюбиться. Ведь он, без профильного литераторского образования, напропалую, в течении десятков лет один за другим выдает на гора, аки взаправдашний стахановец, мощнейшие американские, и даже — англоязычные тексты современности. Даром что ни к Нобелю, ни к Пулитцеру, ни к даже к какому Букеру завалящему до сих пор не представлен. Хотя — пустое это: лет, этак, через семьдесят-девяносто о дружных наградных шестёрках коротких списков никто, кроме засыпанных пылью архивариусов, и не вспомнит. А по Делилло в старших классах средних школ и на всех курсах лингвистических вузов будут изучать штатовскую литературу двадцатого века. Хотите, побьёмся об заклад?..

Спасибо Алексею Поляринову за то, что свел меня с этой книгой!
Тонкая сатира, множество нелепых ситуаций, через которые автору удалось нестандартно подойти к раскрытию крайне сложных вопросов человеческого бытия.
⠀
Джек Гледни возглавляет кафедру гитлероведения, единственную и неповторимую во всей Северной Америке (и за ее пределами).
Счастливо и уютно живет с очередной женой и детьми от разных браков в маленьком городке, наслаждаясь субботними походами в местный супермаркет. Однажды он станет свидетелем крупной аварии, которая принесет в жизнь его и многих горожан токсичное облако, а вместе с ним - тревоги, страхи и сомнения в беспечности собственного неприметного существования.
⠀
Роман отчасти отражает собственное название - в нем очень шумно!
С первых страниц перед глазами читателей предстает парад персонажей. Джек женат пятым браком, часть его детей живут с ним, часть - с бывшими женами, периодически навещая своего ученого отца. Герои могут вести длинные, порой обескураживающие диалоги, в которых обсуждают самые заурядные вещи на свете.
Как тонко подмечает автор действительность, окружающую средний класс в середине 80-х прошлого века и как мало поменялось в мире спустя тридцать с лишним лет. Этот стиль жизни оккупировал все больше места на планете и единственной разницей, отличающей мир Джека Гледни от нашего с вами - гаджеты и Интернет, без которого сложно представить современное общество.
⠀
Но когда-то главным источником новостей, мнений и знаний было телевидение и радио, к ним припадали в ожидании важной информации, цитировали кусками популярные программы и оживленные ток-шоу.
С авторитетностью СМИ было сложно конкурировать, телевидение как самый яркий аттракцион, частью которого хотели стать многие. И когда над горожанами нависает токсичное облако, они с сожалением отмечают, что газеты и телевидение игнорирует разворачивающуюся в глубинке США трагедию.
Или комедию - по большей части книга очень остроумна.
После пережитого, зона комфорта Джека претерпевает трансформацию и герой начинает задумываться, насколько серьезный урон нанесен его здоровью. Истязая врачей вопросами, Глэдни силиться узнать, сколько ему осталось и как избавиться от этого страха.
Существует ли универсальная таблетка от периодически накатывающих кошмаров?
⠀
Кстати, Делилло называют главным бытоописателем Америки, и ознакомившись с книгой, соглашусь с этим утверждением.
Роман по сути и описывает быт типичного американского семейства с большим количеством разновозрастных детей, ежедневной утренней суетой и совместным вечерним просмотром телевизора. Став на некоторое время шестым членом семьи Глэдни, я с умилением наблюдала за ужином, состоящим из продукции ресторана быстрого питания, навынос в автомобиле, и эта сцена, пожалуй, как нельзя лучше говорит, что роман больше не о смерти, а о том, что бессмертие - в семье. Может, вступая в пятый брак и окружая себя большим количеством невпопад голосящих отпрысков, Джек на время забывает о неизбежной смертности, наслаждаясь простыми радостями жизни.
Ведь для счастья надо так мало и порой находится так близко, а мы не понимаем, что это действительно оно.
⠀
Гениальные книги не должны быть безумно сложными и тяжело написанными.
Размышляя над обществом потребления, семейными ценностями в эпоху вездесущих СМИ и страхом конца жизни, что обязательно всплывает через убаюкивающий белый шум, Делилло создает порой абсурдный, но увлекательный и не потерявший актуальности и спустя три десятка лет после публикации, роман.

Люди спрашивают: «А времена года в царствии небесном есть?» Спрашивают: «А там берут плату за проезд по мосту? А пустые бутылки принимают?» Короче, я хочу сказать, что люди относятся ко всему этому очень серьезно.

– Тебе почти пятьдесят один. Как ощущение? – спросила Бабетта.
– Точно такое же, как в пятьдесят.












Другие издания


