
Ваша оценкаРецензии
Аноним12 апреля 2011 г.Читать далееПервая мысль при чтении интервью: какое всё-таки ничтожное место поэзия занимает в жизни современного человека. Впрочем, не думаю, что когда-то было иначе, разве что в совсем короткие периоды и для незначительной группы населения. Большинство из называемых Бродским имён даже для меня тёмный лес (не говорю о классиках или классиках современных типа Одена и Фроста), что ж говорить о тех, кто поэзией специально не интересуется? А огромная часть интервью посвящена именно этому: специфике поэзии как таковой, сравнению разных поэтов. Так что, боюсь, круг читателей этой книги чрезвычайно узок, и даже распиаренное имя Бродского мало что тут прибавит. Вторая мысль: насколько великий человек щедр. Величие Бродского ощущается прежде всего в том, как он говорит
о других великих - вот это чувство равенства и сопричастности впечатляет. Ничего мелкого и выхватывание самой сути человека.
Остальное впечатляет не так: и о времени том много читано, и о самом Иосифе Александровиче, да и интервьюеры не блещут ни глубиной, ни остротой, больше скользят по поверхности. Но как же очаровательны эти невольные каламбуры Бродского, вроде "на любовный треугольник наложился квадрат тюремной камеры", когда он словно забывает о интервью и говорит для себя. Глубина
возникает не благодаря (тем, кто спрашивает), а вопреки. Они всё о быте, Бродский - о бытие.43535
Аноним2 сентября 2013 г.Читать далееИосиф Александрович,я так не хочу с Вами прощаться. Не уходите,останьтесь. Останьтесь. Впрочем,Вы со мною всегда,в своих стихах,которые я очень люблю. И еще - я бы с огромным удовольствием взяла бы у Вас интервью,написала бы письмо (и не одно!). Мне ужасно жаль,что мы так разминулись во времени и месте. Теперь только я это осознала...
Вот и прочитано собрание интервью Бродского. Как же мало! Я бы его слушала и слушала,читала бы и читала... Поразительное сочетание мудрости,способности подняться на буднями,над обычными стремлениями,заботами,дрязгами - подняться туда,где окажешься один на один со Всевышним,подняться к высотам языка и поэзии. Но при этом видна удивительная простота и человечность Бродского,достойная подражания скромность... Нет-нет,я не могу выразить всего восторга от этой книги. Советую прочесть всем поклонникам поэта,кто еще не... :)
(Написано под авторское чтение "Дидоны и Энея". Кстати,после прочтения интервью я полюбила манеру чтения Иосифа Александровича,которую раньше терпеть не могла,признаюсь честно).
24575
Аноним27 апреля 2012 г.Читать далееПризнаю я товаром второго сорта // Свои лучшие мысли, и дням грядущим // Я дарю их как опыт борьбы с удушьем...
"Я удовлетворял свой интерес" (с), рожденный чтением стихов и прозы Иосифа Александровича и удовлетворил.
Не знаю как это происходит с образованными людьми, а моё простое провинциальное быдло, много что почерпнуло из интервью поэта (кстати, книгу я читала где-то год). Причем, вторую половину всего две недели - мысли в ней, кажется, более оформленные... более зрелые.
В подборке малая толика того, что рассказывает Бродский в своих интервью. В конце-концов, выбросила все мысли о коллегах по цеху, о будущем искусства, о судьбах покинутой родины и всего земного шара... О чем Бродский точно не рассказывает - так это о своей частной жизни, а, между тем, как он утверждает, - это и есть самое главное.Кое-что из того, что я хотела знать о Бродском, но боялась спросить (не говоря уже о том, что не знала как и у кого О_о):
Конечно. То есть не в том смысле, что частная жизнь - это личная жизнь, а просто: повезет - напишется стихотворение. Доживаешь, до всего доживаешь - до морщин, до седых волос... - и доживаешь не за счет изящной словесности, а просто доживаешь. Продукт времени - то, что ты делаешь, то что время с тобой делает. Оно тебя все время каким-то образом то ли обтесывает, то ли режет, доводит тебя до кикладской фигуры - без черт и лица.
Всю мою жизнь я пытался избегать одного – избегать мелодрамы. Но мелодрама преследовала меня с настойчивостью Ромео, если я похож на Джульетту. И когда все это случилось… Я помню все до мельчайших деталей… Я никогда не говорю об этом, я не хочу говорить об этом…
Но другу - Евгению Рейну – говорит:
Я помню, когда меня арестовывали, сажали, когда я сидел в клетке, я каким-то образом на это внимания не обращал, это все было не важно. Но мне, правда, повезло. Ты помнишь, на те времена пришелся "бенц" с Мариной, и о Марине я больше думал, чем о том, где нахожусь и что со мной происходит. Два лучших момента моей жизни, той жизни, это когда один раз она появилась в том отделении милиции, где я сидел неделю или дней десять. Там был такой внутренний дворик, и вдруг я услышал мяуканье - она во дворик проникла и стала мяукать за решеткой. А второй раз, когда я сидел в сумасшедшем доме и меня вели колоть чем-то через двор в малахае с завязанными рукавами, я увидел только, что она стоит во дворе... И это для меня тогда было важнее и интересней, чем все остальное. И это до известной степени и спасло, что у меня был вот этот "бэнц", а не что-то другое. Я говорю это совершенно серьезно. Всегда на самом деле что-то важнее, чем то, что происходит.
***
Знаете, кстати, раз уж вы упомянули судьбу, то есть такая латинская поговорка, она гласит: “Fatum non penis, in manus non recipis”. По-русски это звучит как: «Судьба – не хй, в руки не возьмешь»
"Я состою из трех частей: античности, литературы абсурда и лесного мужика... я не являюсь интеллигентом".
У меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений. У меня есть только нервы. Вот и все. И… вот и все. Я просто не в состоянии подробно излагать свои соображения и т.д. – я способен только реагировать. Я в некотором роде как собака или лучше: как кот. Когда мне что-то нравится, я к этому принюхиваюсь и облизываюсь. Когда нет – то я немедленно – это самое. Главный орган чувства, которым я руководствуюсь, - обоняние.
Было бы, конечно, прекрасно написать еще одну «Божественную комедию», но это не в моей власти. У меня есть твердое убеждение, даже не убеждение, а… В общем, мне кажется, что моя работа по большому счету есть работа во славу Бога. Я не уверен, что Он – насколько я могу себе представить Его – обращает на нее внимание… что я Ему любопытен… но моя работа, по крайней мере, направлена не против Него.
<…> Однажду у меня состоялся любопытный разговор с Тони Хектом <…> он сказал: Не кажется ли вам Иосиф, что наш труд – это в конечном счете элементарное желание толковать Библию?». Вот и всё. Я с ним согласен. В конечном итоге, так оно и есть.
- Каждый год, на Рождество, я стараюсь написать по стихотворению. Это единственный день рождения, к которому я отношусь более или менее всерьез.- Этому, надо полагать, есть причина?
- Вы знаете… это самоочевидно. Не знаю, как случилось, но действительно я стараюсь каждое Рождество написать по стихотворению, чтобы таким образом поздравить Человека, Который принял смерть за нас.
- Тем не менее, как мне кажется, тема христианства – в традиционном понимании – не обозначена достаточно отчетливо, выпукло, что ли, в вашей поэзии… Или я ошибаю- Думаю, что вы ошибаетесь…
«Но было и недоверие, нормальное такое состояние человеческой души по отношению к идеалу <…> Мое кредо – наглая проповедь идеализма»
Думаю, что в человеке есть некое пространство, требующее религиозного переживания, и потому заменить религию литература не может. Все, на что литература способна, - это воспитывать обыкновенное уважение к личности.
Говоря о подобных вещах публично, слишком часто кончают попыткой обратить в свою собственную веру; искус тут слишком велик <…> Я вообще не уверен, что в веру следует обращать. Людей следует оставить разбираться во всем самим. К вере приходят – приходят, а не получают готовой. Жизнь зарождает ее в людях и растит, и этих усилий жизни ничем не заменишь. Это действительно работа, и пусть ее делает время – потому что время справляется с ней много лучше.
Что касается меня -- в возрасте двадцати четырех лет или двадцати трех, уже не помню точно, я впервые прочитал Ветхий и Новый Завет. И это на меня произвело, может быть, самое сильное впечатление в жизни… Разумеется, я понял, что метафизические горизонты, предлагаемые христианством, менее значительны, чем те, которые предлагаются индуизмом. Но я совершил свой выбор в сторону идеалов христианства, если угодно… Я бы, надо сказать, почаще употреблял выражение иудео-христианство, потому что одно немыслимо без другого. И в общем-то это примерно та сфера или те параметры, которыми определяется моя если не обязательно интеллектуальная, то, по крайней мере, какая-то душевная деятельность
Действительно, может показаться, что страны Ислама стараются развиваться по традиционным индустриальным направлениям, одновременно стараясь воссоздать времена Средневековья. Но вряд ли им удаться отбросить нас туда, и не только потому, что нас слишком много более сознательными. Есть другая, более основательная причина. Будущее не принадлежит ни вере, ни идее. Если что и способно объединить мир, так это деньги. Именно капиталы ответственны за «антропологическое» слияние, чему мы стали свидетелями. Деньги являются природным грехом, но это также и грех будущего. Деньги – это настоящий правитель мира. Поверьте мне: настанет день, когда люди будут отличаться друг от друга только тем, какую они имеют валюту.
…я не думаю, что это правильно для поэтов – активно участвовать. Потому что, если ты защищаешь, так сказать, правое дело, то ты автоматически полагаешь, что ты хороший человек. Что часто не соответствует действительности, хотя самообольщение сохраняется. Да и, в конце концов, не так уж активно поэты могли участвовать в жизни России. Разве что в качестве жертв.
Я считаю, что на зле концентрироваться не следует. Это самое простое, что может сделать человек, то есть на тех обидах, которые ему были нанесены, и т. д и т. д. Зло побеждает, помимо всего прочего, тем что оно гипнотизирует. О зле, о дурных поступках людей, не говоря о поступках государства, легко думать – это поглощает!
Еще одно заблуждение – то, что искусство исходит из опыта бытия. Не помню, говорил я уже где-то или нет, но ты можешь быть очевидцем Хиросимы или провести двадцать лет где-нибудь в Антарктиде – и ничего не оставить после себя. А можешь провести с кем-то ночь и выдать «Я помню чудное мгновенье…» А можешь и без ночи написать. Так что, если бы искусство зависело от жизненного опыта, мы имели бы гораздо больше шедевров.
Простой пример глупости этого господина [о Зигмунде Фрейде]: его утверждения о природе творчества, что оно является сублимацией. Это полный бред, потому что и творческий процесс, и эротическая, как бы сказать, активность человека на самом деле сами по себе – не одно является сублимацией другого, а оба они являются сублимацией творческого начала в человеке.
*
...Жизнь писателя, сочинителя определяется не тем, что у него издано, напечатано, а тем, что он делает в данный момент, а это всегда связано с большими трудностями. И в этом критерий его отношения к себе как к профессионалу. Это даже не конфликт между внешним успехом и внутренним состоянием. Это совершенно противоположные полюса. Успех - это маска, это одежда, которую ты на себя надеваешь, а правильнее сказать, которую на тебя надевают. Но ты знаешь себе истинную цену. Знаешь, что ты можешь, а чего не можешь. Такова профессиональная сторона дела. И помимо этого ты знаешь себя, знаешь, что ты за человек, знаешь обиды, которые ты нанес, поступки, которые ты совершил и которые, по твоим понятиям, являются предосудительными, и это определяет твое отношение к себе, а не аплодисменты или положительные рецензии. Может быть, Лев Николаевич Толстой, глядя на полку с собранием своих сочинений, и чувствовал удовлетворение, но я не думаю, что большое. Тем более - моя милость. То есть ты про себя знаешь, что исчадие ада, что ты до известной степени дрянь, что в твоей голове в данный момент ничего не происходит и что ты кого-то обидел или не обратил на кого-то или на что-то внимания. Это то, что ты есть, а не то, что происходит с тобой вовне. Это абсолютная правда.
***
- Что самое важное для вас в- В первую очередь каждый человек должен знать, что он собой представляет в чисто человеческих категориях, а потом уже в национальных, политических, религиозных.
- Что вы цените вы- Умение прощать, умение жалеть
i
i
16327
Аноним6 января 2014 г.Читать далееБоже, как же он с его "Дом — это место, где тебе не задают лишних вопросов" выдерживал бесконечный поток вопросов об одном и том же? Добрая часть интервью разворачиваются по схеме: расскажите про суд, расскажите про отъезд из СССР, расскажите, каких поэтов вы цените больше всего.
И все-таки в итоге это – восемьсот страниц на одном дыхании и очень добрый, очень умный текст, сплошь испещренный пометками. Жемчужины на протянутой ладони.
Во-первых, интервью очень сильно приближают к Бродскому - вот он: кажется, только руку протяни. Будто вы в его маленькой квартире в Гринвич-Виллидж, где он и дал большинство интервью. Или вот вы в Стокгольме за два дня до вручения Нобелевской премии, а он затягивается сигаретой и близоруко прищуривается. Или в Массачусетсе, рядом с его студенткой, которая задает вопросы.
Он кажется безумно осязаемым и человечным: приходящий кот, который, как и в Ленинграде, был у него все годы жизни в Америке; его злополучный роман с Мариной Басмановой (вот и посвящения стихов М.Б.), который занимал его много больше, чем суд и ссылка. Его семья – с которой власти так и не дали увидеться после эмиграции, просто не выпустили его отца и мать в Штаты.
Молодой человек, он все время хочет жить по-своему, он хочет сам быть, создать свой мир, отделиться от всего остального. И когда родители умирают, ты вдруг понимаешь, что это-то и была жизнь.Как начал читать поэтов в оригинале, почему свои стихи преимущественно на русском, и наоборот – почему почти вся проза написана им на английском. И почему он так и не вернулся в Россию.
То трогательное, что приводит к последнему приближающему рывку: как Бродский (в тех местах, которые, вероятно, не подвергались редакторской правке) часто-часто в конце фразы прибавляет: "да?"И во-вторых, мой горизонт мира во время прочтения расширился в разы. В смысле, в какой-то момент такое произносить вроде уже и неприлично: взросление должно одарить способностью воспринимать критически преподносимые тебе вещи. Но в этом случае говорить о срыве покровов уместнее некуда, и это не об одной лишь литературе, хотя в ней Бродский разбирается непревзойденно. Он рассуждает решительно обо всем на свете, но если уж говорить о книгах - помимо открытых имен (ну кто из нас хотя бы слышал о Кавафисе, не то что читал его?) изумили две вещи: его отношение к Цветаевой: «величайшим поэтом двадцатого века была женщина!», и то, как он говорит о своем любимом авторе Одене:
В сущности, в поэте, подобном Одену, любишь не его стихи. Помнишь, запоминаешь, вбираешь внутрь его стихи, вбираешь, и вбираешь, и вбираешь их в себя до такой степени, что он занимает в тебе больше места, чем ты сам. Оден занимает в моем сердце, в моем сознании больше места, чем любой другой человек на земле. Вот и все. Живой или мертвый, любой. Это ужасно странно, а может быть, я брежу, или бредил какое-то время, или просто сошел с ума. Я просто слишком часто думаю о нем. В каком-то смысле я даже могу сказать, что если бы я сделал индекс к моим каждодневным умственным операциям, то Оден и его строчки выскакивали бы там чаще, заняли бы больше страниц, так сказать, чем что бы то ни было.Тут я, конечно, невольно подставила вместо Одена Бродского и проглотила подкативший к горлу комок.
Я не знаю больше никого настолько академичного, способного так захватывающе рассуждать об античной литературе, и настолько же открытого миру, чтобы, назвав Анну из Нового завета старозаветной фигурой, сказать: "Это такая Eleanor Rigby. Знаете эту песню Beatles?"
И напеть ее. Eleanor Rigby, picks up the rice in the church where a wedding has been.Гений, гений.
Радость и трепет, и хочется целовать страницы.15827
Аноним6 января 2013 г.Читать далееСтранно думать, что мы где-то можем найти больше автора, чем в его произведениях ( характер/темперамент, интеллект/эрудиция, мировозрение как минимум, иногда фрагменты биографии, отражения событий и людей). Самое же важное и интересное из того, что остается за границами творчества, никто никогда не расскажет в интервью. Ну, кроме глупца или безумца. Поэтому, если вы набрели на эту книгу в поисках Бродского-гения или Бродского-человека, в поисках мифа или истины, то скорее всего разочарованно зависните акробатом на веревочке между двумя полюсами.
Светские беседы - вежливые и формальные - не более того. Только вместо обывательских разговоров о погоде и здоровье - окололитературные, кросс-культурные и историко-политические темы, кочующие из интервью в интервью. Интересно, но...Скудность воображения журналистов неприятно удивляет. Отношения с режимом, суд, ссылка, эмиграция, знакомство с Ахматовой, писатели и поэты, оказавшие влияние, двуязычие и...опять по кругу, до бесконечности. Ну действительно, о чем еще множно поговорить с одним из величайших поэтов и интереснейших собеседников? Эх, печаль-печаль. Одно глубокое, нешаблонное интервью "сделает" сотню обыкновенных. Да и, наверное, одно обыкновенное, но большое и цельное лучше сотни своих куцых братьев-близнецов. После "Диалогов с Бродским" Соломона Волкова я откровенно зевала под "Книгу интервью", поэтому посоветовала бы отдать предпочтение первым.
Хотя, поворчав на постоянные повторы, формат "обо всем впопыхах"и то, что большинство материалов - переведенные, а значит, качественно "потерянные", нельзя предать вместе с ними забвению одно несомненное достоинство сборника. Когда человек, творчество которого кажется мне гениальным, рассказывает о своих литературных, музыкальных и прочих предпочтениях, я достаю блокнотик и старательно записываю все неизвестные мне фамилии. Что я сделала и вам желаю. Засим откланиваюсь, ниоткуда с любовью.
13300
Аноним7 марта 2010 г.Читать далееНевероятный человек, по отношению к которому не хочется употреблять каких-либо восторженных прилагательных, потому что он этого очень не любил.
Невероятные журналисты. На протяжении почти 25 лет у него брали интервью и задавали АБСОЛЮТНО одинаковые вопросы (из категории: когда Вы начали писать? пишите ли Вы по-английски; что Вы чувствовали, когда уезжали из СССР; и т.д.).
Просто поразительно, как настойчиво из него пытались делать определенную фигуру "свободолюбивого гения, восставшего против коммунистического гнета и нашедшего свое пристанище в восхищенной его талантом Америке" - а он не согласился и смог избежать участия в этой политической кампании.
...Он просто хотел, чтобы его оставили в покое; этот покой был важнее всего "для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшего".7140
Аноним30 ноября 2008 г.У человека есть множество способов искалечить свою жизнь и, значит, если он поэт, - излить горечь в своих песнях.Читать далее
Самое главное - не позволять вести себя как жертва, даже когда ты на самом деле жертва.
...Жизнь писателя, сочинителя определяется не тем, что у него издано, напечатано, а тем, что он делает в данный момент, а это всегда связано с большими трудностями. И в этом критерий его отношения к себе как к профессионалу. Это даже не конфликт между внешним успехом и внутренним состоянием. Это совершенно противоположные полюса. Успех - это маска, это одежда, которую ты на себя надеваешь, а правильнее сказать, которую на тебя надевают. Но ты знаешь себе истинную цену. Знаешь, что ты можешь, а чего не можешь. Такова профессиональная сторона дела. И помимо этого ты знаешь себя, знаешь, что ты за человек, знаешь обиды, которые ты нанес, поступки, которые ты совершил и которые, по твоим понятиям, являются предосудительными, и это определяет твое отношение к себе, а не аплодисменты или положительные рецензии. Может быть, Лев Николаевич Толстой, глядя на полку с собранием своих сочинений, и чувствовал удовлетворение, но я не думаю, что большое. Тем более - моя милость. То есть ты про себя знаешь, что исчадие ада, что ты до известной степени дрянь, что в твоей голове в данный момент ничего не происходит и что ты кого-то обидел или не обратил на кого-то или на что-то внимания. Это то, что ты есть, а не то, что происходит с тобой вовне. Это абсолютная правда.А вообще он гений. Dixi.
7208
Аноним29 марта 2009 г.Читать далееГениальная книжка! Моя настольная! пособие для юных поэтов, для людей, интересующихся поэзией, вообще литературой и историей 20 века. Бродский удивительно интересный человек, читая его интервью, ощущение, что это ты беседуешь с любимым поэтом не покидало. Помню как помчалась к телефону звонить подруге и первым делом закричала: " Знаешь, что мне Бродский сказал?"
Здесь поэт много рассказывает об истории стран, о поэтах и писателях, о самой поэзии, о том, как надо писать и что читать по его мнению. ну и о своей жизни)))
рекомендую, очень увлекательное чтение!!!!!5169