
Salamandra P.V.V.
eeVee
- 296 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Воспоминания Франсиса Карко воздействуют как пылкая, эмоциональная, цветистая, но несколько бестолковая речь человека, что спешит скорее поделиться впечатлениями больше с самим собой, чем с читателем. Калейдоскоп лиц сменяет друг друга так быстро, что не успеваешь всмотреться. Оно и понятно – книга наполнена такими именами, которым посвящены статьи, монографии, и не по одной на каждой. Уместить их всех под одной обложкой так, чтобы нигде не торчали углы, ботинки и локти едва ли возможно. Вот и остаётся читателю нестись на полном ходу сквозь дверные проёмы кабаков и притонов вдоль имён, жестов, улыбок и ужимок.
Отдельная прелесть – вставленные в текст изображения произведений, об авторах которых ведёт речь Франсис Карко. Конечно, это не исследование и не холодная выжимка, это личное восприятие тех или иных из великих (и не очень) человеком, а потому текст стоит воспринимать с определённой поправкой на субъективность. Пытаться выстроить отношение к Утрилло, Луи Вакселю, Альберу Марке и десятку других, упомянутых в книге, на основе этой самой книги невозможно, настолько сумбурное и избирательно выхватывает внимание Карко сферы человеческой жизни. Зато возможно почувствовать пульс того вещества, что наполняло душу нищенствующей парижской богемы.
Уместно будет отметить, что Карко пишет живописно, он не столько рассказывает историю, сколько намечает акварельными мазками по мокрой бумаге абрис парижских переулков. Художники, дельцы, разодетые проститутки и пьющая водку собака – все они лишь дополнительный мазок к общему полотну, ими не напичкан сюжет сугубо ради эпатажа, они необходимый оттенок, без которого основной замысел был бы неполным. Как натюрморт, лишённый теней и рефлексов, а вместе с ними и объёма.
Резонно задаться вопросом, а кому может быть интересно такой ворох событий, учитывая необходимость как минимум искать дополнительную информацию по незнакомым именам. А их хватает, если только читатель не специализируется на живописи новейшего времени. Для специалистов болтовня Карко может быть возможность лишний раз взглянуть на знакомых через новую призму восприятия. А для неискушенного читателя – это повод сократить временной разрыв между маститыми творцами и малоизвестными участниками той плавильни, в которой циркулировали многие творческие умы, влиявшие на искусство.
Вблизи сложно рассмотреть за наплывами цветных пятен общий сюжет, настолько щедро Карко рассыпает имена, места и детали, от них рябит в глазах и начинает болеть голова. Но к концу выдаётся возможность окинуть полотно внутренним взором целиком. И хочу сказать, что оно по-своему прекрасно.

Некогда в самом начале универа на невыразимо скучном предмете по основам журналистики я неведомо каким образом наткнулся в тырнете на ужасно интригующий отрывок про Франсуа Вийона, о котором я тогда знать не ведывал, и со ссылкой на роман Карко. Пройдя по ссылке, я начал читать эту вещь и отложил ее только потому, что надо все-таки было хоть что-то написать до конца пары, решив, что спокойно найду ее после. После я напрочь забыл имя автора, а когда спустя время снова столкнулся с Вийоном и взялся за дело более решительно, то обнаружил, что из тырнета этот роман исчез. По итогу я нарыл его в бумажке, нарыл также и "Всего лишь женщину", и собирался нарыть "От Монмартра". Не сложилось, прочитал в электронке, чему не менее рад.
Конечно, сравнивать мемуары с художественным романом не стоит. Интриги и трепет последнего сменились на запойный угар и безысходную иронию реальных персонажей. Насколько они реально отобразились в глазах Карко, конечно, еще спорный вопрос - тот же Вийон мелькает и " От Монмартра до Латинского квартала". Впрочем, в энтропии мировосприятия любого поэта было бы не менее сложно разобраться, так не будем же чересчур придирчивы к господину Карко.
Со страниц его крайне выборочных и довольно-таки беспорядочных мемуаров можно узнать поразительные вещи, например, откуда пришел кубизм. А пришел кубизм, вестимо, от негров (здесь ожидаются возмущенные толпы расистов). Некий недохудожник из Дакара нацарапал портрет брата Макса Жакоба, окружив голову золочеными пуговицами его мундира. После этого распространенная Максом подстава для художников вылилась в обретение парадигмы целого направления: стали расчленять все, всех и вся, Пикассо пишет "Портрет своего отца", идентификация его отца на котором - та еще задача, потому что на картине изображена выгрузка ящиков на набережной Сены, его последователи прячут то здесь, то там в обыденных сюжетах то ухо, то нос... Короче говоря, все массово взялись за изображение самого важного, по примеру угоравшего по неграм Пикассо. Впрочем, в иные времена он угорал по египтянам, финикийцам, византийцам, а живи в наше время, угорал бы по каким-нибудь безмятежным тихоходкам, чью красоту лишь недавно разглядели под микроскопом, и чью красоту мне так воспевали угоравшие по тихоходкам журфаковцы.
Но отбросим в сторону шутки, вернемся-ка лучше к книге. Персонажи ее - мелкобуржуазная богема, поэты и художники, плясуны и певцы (а под градусом кто не певец?), а иногда и все в одном, и непременно - завсегдатаи французских кабаков. Почему французских? Да потому что география задана автором, как будто писавшем научную работу, в самом начале: "От Монмартра до..." Передо мной стояла спортивная задача найти мантию, так вот, господа, чуваков в мантиях здесь до кучи: тот же Макс Жакоб, по просьбам матерей возвращавший их сыновей к домашнему очагу, вечно облачался в клеенчатый плащ, смены которому попросту не существовало из-за нищеты истинного пропойцы. Но куда уж там этой клеенке (ведь и на Гаити женщины вполне могли в клеенках ходить) до безупречной мантии романтика самого высокого пошиба Доржелеса... Вы не смотрите, что он ослом картины рисовал, встречайте по одежке. Хотя здесь я, конечно, передергиваю, Карко своих товарищей (а их много!) описывает так, что остается лишь достать чернил и оплакивать их кабацкие беспробудные будни...
Кстати о Карко и его первой "постоянке". Какая вспышка возмущения последовала за его пренебрежительным высказыванием о журналистике, и в частности, о репортажах! Нет, он совершенно прав в том, что не след заниматься тем, в чем ни в зуб ногой, но писать репортажи и так бездарно... О, если бы он почитал репортажи Киша, обставляющие его мемуары по всем параметрам, небось бы позеленел от зависти, что и так - можно. Киш писал на грани, там было все: и собственные мысли, и эмоции, от неумения уложить которые в жанр репортажа так бесился Карко.
Что в этой книге было хорошо, так это иллюстрации - портреты словесные и художественные одних поэтов и художников другими. Потрясающ портрет Макса Жакоба Модильяни, с глазами-дырками, сквозь которые виднеется тускло-серо-зеленый подмалевок, обозначавший одну из стен очередного кабачка. А его - Максов - набор инструментов я даже скопипастил в чатик аквагримеррв, где иной раз вылезает больше похвастушек разнообразием накупленного добра, нежели достойных работ, этим добром сделанных... Помню портрет (один из, кисти Вламинка) толстяка Гийома Аполлинера, чем-то отдаленно смахивающего на Роберта Дауни-младшего... И другие портреты, где Гийом уже не смахивает на Роберта. А вот того портрета Гийома Аполлинера, с гипсовой головой в черных очках, от которого тащится моя знакомая, преподающая историю искусств, и ценность которого для искусства она пыталась объяснить мне еще в мои школьные годы (ну это, кхм, как при чтении мемуаров удержаться и не удариться в воспоминания?..) в книге, естественно, не было. Зато была серия портретов "Проворного кролика", выполненных Утрилло... А еще масса картин Модильяни, грустным рассказом о котором книга и обрывается. Далее у Карко началась совсем иная жизнь после второго брака, и непостоянный волокита превратился в прпданного мужа. Но не будем о грустном, будемте о нелепом. Что в этой книге было несуразного, так это то, что в подписях к пейзажам и портретам снабжены фамилиями в общепринятом современном написании, в то время как в тексте редактор оставил написание иное, "дабы сохранить дух эпохи", хотя учитывая, что оригинальный язык книги все-таки не русский, а "дух сохраняемой эпохи" - это дух эпохи переводчика, то есть, если не ошибаюсь, Лившица (а если все же не ошибаюсь - то чувака из столь же богемной, но уже российской тусовки), до "Полутороглазого стрельца" которого я все никак не доберусь. Что же было в этой книге плохого - так это того, что редактор, наверное, тоже полутораглазый, раз он не поспешил просклонять иностранные мужские фамилии... Иной раз приходится делать усилие, чтобы вспомнить, что речь идет не о заседающих в кабаках бабах...

На протяжении десяти минут, хочу начать писать рецензию, но белый лист так и не заполняется, а все потому, что никакая рецензия не опишет, тех ощущений - которые вы получите при прочтении этой книги.
Это стоит вашего внимания.












Другие издания


