Three Men in a Boat & Three Men on a Bummel

На первый взгляд, Ганновер кажется неинтересным городом, но потом он начинает нравиться все больше и больше. По сути дела, это два города. Город современных, широких, красивых улиц и со вкусом разбитых садов существует бок о бок с городом шестнадцатого века, где старые бревенчатые дома нависли над узкими переулками, где за низкими подворотнями проглядывают дворики с галереями, в которых когда-то стояли оседланные кони или запряженные шестериком колымаги, поджидая своего богатого хозяина-купца и его флегматичную дородную фрау, и где сейчас взапуски носятся дети и цыплята, а на резных балконах вывешено для просушки выстиранное белье.

Сугубо английская атмосфера царит в Ганновере, особенно по воскресеньям, когда закрываются лавки и во всех церквях звонят в колокола, что создает полную иллюзию воскресного Лондона.

В немецкой школе метод обучения несколько отличен от нашего. Час в день отводится на изучение какого-нибудь иностранного языка. Смысл в том, чтобы не дать школьнику забыть то, чему его учили на прошлом уроке; смысл в том, чтобы он всегда шел вперед. Никому не приходит в голову приглашать для развлечения иностранца комической наружности. Избранный язык преподается учителем-немцем, который знает его не хуже родного. Возможно, при такой системе обучения юным немцам и не удается в тонкостях овладеть правильным произношением, чем по всему миру славятся английские туристы, но она имеет свои преимущества. Школьники не зовут своего учителя «лягушатником» или «немцем-перцем-колбасой» и не превращают урок английского или французского в состязание доморощенных остроумцев. Они просто сидят в классе и овладевают, без особого напряжения, всеми премудростями иностранного языка. Когда они кончают школу, то могут говорить — и не о садовниках, тетушках или перочинных ножах, а о европейской политике, истории, Шекспире, музыке, в зависимости от того, по какому руслу потечет беседа.

Немец любит природу, но природа в его представлении — это знаменитая Валлийская арфа. Своему саду он уделяет много внимания. Он сажает семь розовых кустов с северной стороны и семь — с южной, и, если они выросли неодинаковыми по размеру и форме, он начинает так беспокоиться, что теряет сон. Каждый цветок подвязывается к колышку. Природная красота цветка теряется, но он доволен, сознавая, что цветок на своем месте и ведет себя прилично. Пруд по краям выложен цинком, и раз в неделю этот цинк снимается, относится в кухню, где и драится до блеска.

... немец не терпит лености. Ему нравится, когда его собака работает, и немецкая собака любит работать, в этом не может быть сомнений. Жизнь английского пса покажется ей жалким прозябанием. Представьте себе сильное, деятельное и смышленое животное с весьма живым темпераментом, обреченное на полное бездействие двадцать четыре часа в сутки! Поставьте себя на его место! Неудивительно, что нашему псу кажется, что его не понимают, он требует неизвестно что и постоянно устраивает со всеми склоку.

Немецкой же собаке, наоборот, есть чем заняться. Она вся в делах. Только посмотрите, как она вышагивает, впряженная в молочную тележку! Ни один церковный староста при сборе пожертвований не испытывает большего довольства собой! Никакой настоящей работы она не делает — тележку толкает молочница, собака же лает; так уж видится ей разделение труда. Вот что она говорит себе: «Моя старуха не умеет лаять, но она может толкать. Отлично!»

Жестокость к животным или детям — вещь, в этой стране неслыханная. Кнут для них — музыкальный инструмент, его хлопанье раздается с утра до ночи, но однажды в Дрездене я был свидетелем того, как разгневанная толпа чуть не линчевала извозчика-итальянца, осмелившегося ударить свою лошадь. Германия — единственная страна, где путешественник, с удобством разместившийся в наемном экипаже, может быть уверен, что с его благородным добродушным другом, впряженным в оглобли, не будут плохо обращаться и не перегрузят работой.