Лучшие произведения в одном томе

И, поверьте, я никогда не стоял на страже старого режима, напротив, признаюсь вам по секрету, я кадет, но теперь, когда я своими глазами увидел, во что все это выливается, клянусь вам, у меня является зловещая уверенность, что спасти нас может только одно... – Откуда-то из мягкой пелены, окутывающей Карася, донесся шепот... – Самодержавие. Да-с... Злейшая диктатура, какую можно только себе представить... Самодержавие...

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

— Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь!

... Так пропадите же вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь на скамейке одна и умоляйте его, чтобы он отпустил вас на свободу, дал дышать воздухом, ушел бы из памяти!

Люська. Адье!
Чарнота и Голубков уходят.
Слава тебе господи, унесло их! Боже мой! Когда же я, наконец, отдохну!
В пустынной улице послышались шаги.
(Воровски оглянувшись, подбегает к окну, открывает его, тихонько кричит). Прощайте! Голубков, береги Серафиму! Чарнота! Купи себе штаны!

Люська. Чарнота продаст револьвер.
Чарнота. Люсенька, штаны продам, все продам, только не револьвер! Я без револьвера жить не могу!
Люська. Он тебе голову заменяет. Ну, и питайся на женский счет!

Когда шли майские грозы и мимо подслеповатых окон шумно катилась в подворотню вода, угрожая залить последний приют, влюбленные растапливали печку и пекли в ней картофель. От картофеля валил пар, черная картофельная шелуха пачкала пальцы.

— Сим удостоверяю, что предъявитель сего, Николай Иванович, провел упомянутою ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства… поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши «боров». Подпись — Бегемот.
— А число? — пискнул Николай Иванович.
— Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной, — отозвался кот, подмахнул бумагу, откуда-то добыл печать, по всем правилам подышал на нее, оттиснул на бумаге слово «уплочено» и вручил бумагу Николаю Ивановичу.

Ночь оторвала и пушистый хвост у Бегемота, содрала с него шерсть и расшвыряла ее клочья по болотам. Тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, теперь оказался худеньким юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире. Теперь притих и он и летел беззвучно, подставив свое молодое лицо под свет, льющийся от луны.

Мальчик поглядел лукаво куда-то в сторону и спросил:
— А ты где, тетя?
— А меня нету, — сказала Маргарита, — я тебе снюсь.
— Я так и думал, — сказал мальчик.
— Ты ложись, — приказала Маргарита, — подложи руку под щеку, а я тебе буду сниться.
— Ну, снись, снись, — согласился мальчик и тотчас улегся и руку положил под щеку.