Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1

В жизни газетчика есть все, чем прекрасна жизнь любого достойного мужчины. Искренность? Газетчик искренне говорит не то, что думает. Творчество? Газетчик без конца творит, выдавая желаемое за действительное. Любовь? Газетчик нежно любит то, что не стоит любви.

Ты хочешь выйти замуж? Но что изменится? Что даст этот идиотский штамп? Это лошадиное тавро… Пока мне хорошо, я здесь. А надоест – уйду. И так будет всегда…

- Где ты бродишь, подлец?! Почему возвращаешься среди ночи?!
Буш виновато ответил:
-Я бы вернулся утром - просто не хватило денег...

Так я пошел в гору. До этого был подобен советскому рублю. Все его любят, и падать некуда. У доллара все иначе. Забрался на такую высоту и падает, падает...

Я давно уже не разделяю людей на положительных и отрицательных. А литературных героев — тем более. Кроме того, я не уверен, что в жизни за преступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом — блаженство. Мы есть то, чем себя ощущаем. Наши свойства, достоинства и пороки извлечены на свет божий чутким прикосновением жизни...
"Натура — ты моя богиня!" И так далее... Ладно...

В Буше имелось то, что роковым образом действует на стареющих женщин. А именно — бедность, красота, саркастический юмор, но главное — полное отсутствие характера.

Жена советует: «Тебе надо бегать по утрам». А я отвечаю: «Если побегу, то уже не вернусь…»

Есть у номенклатурных работников одно привлекательное свойство. Они не злопамятны хотя бы потому, что ленивы. Им не хватает сил для мстительного рвения. Для подлинного зла им не хватает чистого энтузиазма. За многие годы благополучия их чувства притупляются до снисходительности. Их мысли так безжизненны, что это временами напоминает доброту.

- Существуют внеземные цивилизации?

• Существуют.
• Разумные?
• Очень даже разумные.
• Почему же они молчат? Почему контактов не устанавливают?
• Вот потому и не устанавливают, что разумные. На хрена мы им сдались?!

– Все мы – люди определенного круга. Я кивнул.
– Надеюсь, и вы – человек определенного круга?   
– Да, – сказал я.   
– Какого именно? 
– Четвертого, – говорю, – если вы подразумеваете круги ада.