Собачье сердце. Роковые яйца. Записки юного врача

Ах, черт возьми! Да почему, в конце концов, каждому своему действию я должен придумывать предлог? Ведь действительно это мучение, а не жизнь.

Никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них здравый смысл и жизненная опытность.

Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.

Всё светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи я сообразил – уверенность, что сообразил, была железной, – что сейчас мне придётся в первый раз в жизни...

«Нет, куда уж, ни на какую волю отсюда не уйдёшь, зачем лгать», — тосковал пёс, сопя носом, — «привык. Я барский пёс, интеллигентное существо, отведал лучшей жизни. Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция… Бред этих злосчастных демократов…»

Ну, так вот, Швондер и есть самый главный дурак. Он не понимает, что Шариков для него еще более грозная опасность, чем для меня. Ну, сейчас он всячески старается натравить его на меня, не соображая, что если кто-нибудь, в свою очередь, натравит Шарикова на самого Швондера, то от него останутся только рожки да ножки!

Дворники из всех пролетариев - самая гнусная мразь.

Человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год упорно, выделяя из массы всякой мрази, создаёт десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар.

По распоряжению Моссовета – омлета нет. Получены свежие устрицы».

Лягушка тяжко шевельнула головой, и в ее потухающих глазах были явственны слова: "сволочи вы, вот что..."