В окопах Сталинграда

Сейчас я подсознательно боялся этой второй встречи, а может быть, просто предчувствовал,
что со мной в этот приезд и должна произойти та удивительная история, о которой
пойдет речь впереди.

Нет, не поддавайтесь искушению, не возвращайтесь на места, где вы провели
детство, не бродите в одиночку по аллеям, где когда-то ходили в обнимку, не
восстанавливайте искусственно былых отношений, не встречайтесь с давно ушедшим.
Даже единственное в таких случаях спасение — юмор, и тот не спасает.

Что сулят встречи с прошлым, с молодостью? Нужны ли они?

Хорошо, где нас нет. Сидишь здесь – в госпиталь тянет, дурака там повалять, на чистеньких простынках понежиться, а там лежишь – не знаешь, куда деться, на передовую тянет, к ребятам.

Опять звонят из штаба, вернулись ли разведчики. Спрашивает помощник по тылу – Коробков, оперативный дежурный. Когда он дежурит, никогда покоя нет: «Доложите обстановочку, хватает ли семечек, не нужны ли огурчики?» Семечки – это патроны (чёрные – винтовочные, белые – автоматные), огурчики – мины...

Мы стоим и смотрим, как мигают звёзды. Выползают откуда-то затерянные обычно в подвалах сознания мысли о бесконечности, космосе, о каких-то мирах, существовавших и погибших, но до сих пор подмигивающих нам из чёрного, беспредельного пространства. Звёзды гаснут, зажигаются. А мы ничего не знаем. И никто никогда не узнает, что в эту тёмную октябрьскую ночь умерла звезда, прожившая миллионы лет, или родилась новая, о которой тоже через миллионы лет узнают.

Разговор у нас строго официальный – задача, срок, пункт отправки. Всё это он и без меня знает, и говорим мы об этом только потому, что надо об этом говорить. И вообще больше нам не о чем с ним говорить. Он нисколько не старается это скрыть. Тон холодный, сухой, безразличный. Глаза, при встрече с моими, скучающие и чуть-чуть насмешливые. Ребята его – их трое, как и он, чубатые, расстёгнутые, руки в карманы, – стоят в стороне, поглядывают на нас, на губах окурки.

– Всё случается... Я однажды командующему округом в трусах докладывал, и ничего, сошло. Десять суток только получил: к пустой башке руку поднёс.

А мне сейчас же на свежую память за формуляры и отчётные карточки на минные поля браться надо. Будет у меня этой писанины каждую ночь. В трёх экземплярах, да ещё схему с азимутами и привязками, и бланков вдобавок нет – все сам, от руки.

Собачья работа всё-таки сапёрская. Темнота, грязь, в тридцати шагах немцы, а свои где-то там, наверху... И каждой мине надо выкопать ямку, вложить МУВ – трубочка такая с пружинкой, острым, как гвоздь, бойком и капсюлем, – проверить, положить в ямку, засыпать землёй, замаскировать. И всё время прислушивайся, не лезут ли немцы, и в грязь бултыхайся, и не шевелись при каждой ракете.