Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

– А лодку дадите? – спросил Миша.
– Зачем?
Миша уклончиво ответил:
– Нам надо съездить в одно место.
– Анархисты имеют отрицательное отношение к собственности, – витиевато проговорил Кондратий Степанович. – Почему лодка моя?
Миша пожал плечами:
– Говорят, что ваша.
– Зря говорят! Привыкли к собственности, вот и говорят. Все общее.
– Значит, нам можно взять лодку?
– Берите, – продолжая строгать, сказал Кондратий Степанович.
– Спасибо! – обрадовался Миша. – Мы ее вернем в целости и сохранности.
Жердяй тихонько толкнул его в бок:
– Ключ проси!
– Тогда дайте нам ключ от лодки, – сказал Миша.
Кондратий Степанович сокрушенно покачал головой:
– Ключ… Трудное дело…
– Почему? – обеспокоенно спросил Миша, начиная понимать, что получить лодку будет вовсе не так просто, как ему показалось.
– Ключ – это личная собственность.
– Ну и что же?
– Лодка – общественная собственность, пользуйтесь, а ключ – собственность личная, могу и не дать.

Великий художник, великий ученый, великий писатель — это звучит очень гордо. Но есть в культуре и незаметная, будничная, но главная работа, ее делает учитель. Он несет культуру в самую гущу народа. Он бросает первое зерно на ниву таланта. И если кто-нибудь из вас станет большим, знаменитым человеком, пусть он, увидя скромного сельского учителя, с почтением снимет перед ним шляпу, помня, что этот незаметный труженик воспитывает и формирует самое лучшее, самое прекрасное творение природы — Человека.

Борис Федорович постоял возле Кита, затем подошел к доске и начал показывать, что такое пропорции.
– Вам, Китов, – говорил Борис Федорович, рисуя мелом лошадь, – нужно больше живописью интересоваться, развивать художественный вкус. А вы ничем не интересуетесь. Ну-ка, назовите мне великих художников, которых вы знаете.
Кит не знал никаких художников и только сопел, вытаращив глаза на Бориса Федоровича.
– Что вы молчите? – спросил Борис Федорович. – Ведь вы были с нами в Третьяковской галерее. Вспомните, картины каких художников вы там видели. Вспомните, вспомните…
– Репин, – тихо прошептал Генка позади Китова.
– Репин, – громко повторил Кит.
– Правильно, – сказал Борис Федорович, заштриховывая гриву коня на своем рисунке. – Какие картины Репина вы помните?
– «Иван Грозный убивает своего сына», – подсказал Генка.
– «Иван Грозный убивает своего сына», – грустно повторил Кит.
– Хорошо, – сказал Борис Федорович, деля лошадь на квадраты. – Вспоминайте, вспоминайте.
– Романенко нарисовал лошадь, – давясь от смеха, прошептал Генка.
– Романенко нарисовал лошадь, – провозгласил Кит, и весь класс грохнул от хохота.
– Что? Что вы сказали? – Рука Бориса Федоровича повисла в воздухе.
– Он нарисовал лошадь, – повторил несчастный Кит.
– Кто – он?
– Ну… этот… как его… Романенко, – сказал Кит.
На этот раз никто не рассмеялся. Лицо Бориса Федоровича побагровело, усы оттопырились. Он бросил мел на стол и вышел из класса…