Избранные сочинения. В двух томах. Том 2

Ах, как быстро меняет погоды
Полоумных деньков круговерть!!!
То в душе поют ангелы оды,
А то черти уводят под плеть...

Роскошь призрачна, бедность химерна...
Так к чему возводить пьедестал
Пьяной, кислой печали, коль мерной
Кружкой истина мажет уста???

Пусть там водка - не в этом причина
Безысходной, щемящей тоски...
Взять бы в рот тонкий ствол карабина
И прочистить немного мозги...

Можно вешаться, можно топиться -
Вариантов различных не счесть...
Это то ли господня десница,
То ли дьявола медная шерсть...

А погода, не ведая меры,
Кружит мир в вальсе сумрачных дней...
Без дуэлей скулят револьверы
И без битв гривы виснут коней...

Но романтика подвига нынче
Превратилась в ленивую вязь -
Проще влезть на осину, как птичка,
И петлю смазать мылом, как мазь...

Ах, какой же скупой ныне выбор,
Чтобы смысл обрести в простоте!!!
Вот и бьётся в душе, словно рыба
На траве, мысль о пользе затей

Смертоносного бега по грани
От себя самого, в никуда...
А погода ещё, дядя Ваня,
Ваше "нет" поменяет на "да"...

Гимн безысходности в очередной раз звучит на славянских просторах, культивируя смысл любой депрессии в самом созидании жизненных дорог... Куда бы не был направлен наш размеренный шаг, вперёд или назад, хоть в дно, хоть в небеса, но аромат безысходности сладко будет витать над головой, то пачкая нимб, то укрепляя рога... Ангел и бес едины в этом порыве необъятной, природной, первобытной тоски, консультируя человека по всем вопросам благости и греховности, но при этом предлагая умелые схемы по их устранению или видоизменению... Грешить можно, если потом покаешься... Молиться нужно, но и о мирском не забывай... Нет запретов там, где уровень прощения за неблаговидные поступки зиждется на церковном и божественном настроении... Поникшая от стыда голова скрывает довольную ухмылку от причин этого самого стыда... Ой и хмельной же мёд в трактире блестящих пороков у леса мерцающей лжи в аллеях тоскливой неги!!! Там все свои... И многих узнаешь без труда - близость безумных желаний роднит, увы...
Безысходность - это лучший соавтор для драматического сюжета, но при этом даже апатия должна быть заражена энтузиазмом, чтобы стать ещё апатичнее... Нужно быть гением, чтобы уметь сливаться с тоской в такой интимной близости, чтобы она захотела вернуться снова, удивлённо понимая, что не она больше управляет ситуацией... Автор, приручивший тоску и безысходность, ходит по краю обрыва, где на дне множество примеров подобных, неудачных прогулок... Кого-то это может испугать, но кого-то наоборот направить на новые свершения...
5 из 5 - Антон Чехов обладал великолепных чувством юмора, но при этом его тонкое знание всех аспектов безысходности, подтверждает его регулярные посещения края этого обрыва... Читатели по своей сути - просто эгоисты, готовые кормиться талантом автора и не особо переживать каким образом эти вкусности появились на свет... Пишите, Антон, ещё!!! Мы вам рукоплещем!!! А тоска и безысходность - это мелочи!!! Держитесь, не смотря на погоду... А ружьё ведь на зря висит на стене...

Иногда Антон Павлович берётся за темы, которые кажутся заранее проигрышными. Ну, скажите пожалуйста, что можно написать нового о юбилейных вечерах?! Все они проходят, как под копирку — славословие юбиляра, много тостов за его достижения, успехи и здоровье, и... Собственно всё... Что можно нового внести в эту избитую тему?!..

Итак, юбилейный обед трагика Тигрова «в честь его двадцатипятилетнего служения на артистическом поприще». За столом собралась актёрская братия. Кажется, что всё идёт традиционно. Тосты. Резонер Бабельмандебский произносит краткий тост за здоровье Василиска Африканыча Тигрова! А вот Виоланский, который держит у себя в номере словарь "30000 иностранных слов" говорит очень длинную речь со столь витиеватыми выражениями о творческом пути юбиляра, которые можно слушать только в пьяном виде, настолько они бессмысленны, а заканчивает заявлением, что «оценить Тигрова может одно только благодарное потомство».

Все тосты сопровождались обычными для столь экзальтированной публики, как актёры, поведением, как бесконечными вскакиванием с места, поцелуями, выражением самых нежных чувств. Можно после каждой речи писать ремарку - «...Актеры рявкнули ура, поднялись с мест и повалили к юбиляру». Чоканья, поцелуи, братания, смех и слёзы. Дальше все рассаживаются и новый тост. В этом и есть содержание юбилея.

Конечно, отдельные уже напившиеся выступающие в свою речь вставляют отсебятину. Так простак Борщов в силу своего амплуа прямо заявляет юбиляру, что тот далеко бы пошёл, если бы «не эта штука (оратор щелкнул себя по шее) и если б не твой собачий характер... Чёрт тебя знает, везде ты лезешь в драку и в ссору, суешься со своей честностью куда и не нужно... Ты меня, брат, извини, но я по совести... ей-богу! Такой у тебя сволочной характер, что никакой чёрт с тобой не уживется...» Что поделать, на любом юбилее найдётся подобный персонаж, способный внести свою ложку дёгтя в общую бочку мёда.

Как всегда, юбиляр говорит ответную речь. Если бы это был обычный юбилей, со 100% уверенностью, можно было бы сказать, что будет ответное благодарственное слово в адрес всех поздравлявших его. Только не на актёрском обеде! Это же совершенно необычные люди.. Как говорил кинорежиссёр Андрей Арсеньевич Тарковский - «Актёры глупы. В жизни ещё ни разу не встречал умного актёра. Ни разу! Были добрые, злые, самовлюблённые, скромные, но умных — никогда, ни разу. Видел одного умного актёра — в «Земляничной поляне» Бергмана, и то он оказался режиссёром».

Спорить с великим режиссёром нет смысла, но, главное, на мой взгляд, что это особенные люди, с необычными свойствами и характера, и души. Поэтому ответная речь Тигрова была, как мне видится, его представлением из различных сыгранных ролей. В ней были радость и слёзы, патетика и пафос, вещественные доказательства в виде трактирных квитанций из тридцати шести городов, где он играл, где было известно его имя... Но главное он приберёг для финала речи. Как говорит Антон Павлович - «существует закон природы, по которому русский актер, говоря даже о погоде, не может умолчать об интригах...» Немного помешал ему неожиданно появившийся антрепренёр Фениксов-Диамантов. «Вошел он, как входят вообще все российские антрепренеры: семеня ножками, потирая руки и пугливо озираясь назад, словно только что крал кур или получил хорошую встрепку от жены. Как и все антрепренеры, он имел озябший и виноватый вид, говорил противным, заискивающим тенорком и каждую минуту давал впечатление человека, куда-то спешащего и что-то забывшего».

Надо сказать, что антрепренёр не просто так опоздал. Он на обед не сбрасывался, поэтому заскочил только поздравить юбиляра. Появился он очень кстати, так как следующие слова Тигрова были в очень большой степени рассчитаны на него - «...в последние годы сценическое искусство па... пало... А почему? А потому, что оно попало в руки... (трагик сделал зверское лицо и продолжал шипящим полушёпотом)... попало в руки гнусных кулаков, презренных рррабов, погрязших в копейках, палачей искусства, созданных, чтоб пресмыкаться, а не главенствовать в храме муз! Да-а!»

Впрочем, Диамантов был не лыком шит, поэтому быстро сориентировался, в чей огород был брошен этот камешек, поэтому осадил патетический напор Тигрова, уличив того в непонимании современных тенденций театра - «... Искусство, действительно, пало, но почему? Потому что изменились взгляды! Теперь принято требовать для сцены жизненность. Мамочка моя, для сцены не нужна жизненность! Пропади она, жизненность! Ее ты увидишь везде: и в трактире, и дома, и на базаре, но для театра ты давай экспрессию! Тут экспрессия нужна!»

На это Тигров попытался сказать о наболевшем, что «актеры по целым месяцам жалованья не получают!» Тут же Диамантов, обидевшись на эти слова, сбежал, сославшись на дела. Не получилось у Тигрова поднять бунт, так как никто его из собравшихся не поддержал.

А дальше... Дальше всё пошло по накатанной колее обычной актёрской пьянки. «Со всех концов стола посыпались анекдоты, а когда запас анекдотов иссяк, начались воспоминания о пережитом. Эти воспоминания всегда служат лучшим украшением актерских компаний. Русский актер бесконечно симпатичен, когда бывает искренен и вместо того, чтобы говорить вздор об интригах, падении искусства, пристрастии печати и проч., повествует о виденном и слышанном...» Трудно не согласиться с Чеховым, наверняка, не раз бывавшим в актёрских компаниях, где - «Достаточно послушать воспоминаний, чтобы простить рассказчику все его прегрешения, вольные и невольные, увлечься и позавидовать».

А после того, как выпито уже столько, что даже юбиляр «совсем раскис и стал неприлично браниться...» Остановиться в своём разгуле ни один ещё уважающий себя актёр не может. Хочется бесконечного продолжения праздника, поэтому обед перетекает в ужин, затем тур по другим ресторанам и трактирам. Пока деньги на закончатся. И даже дольше, всё продолжится розыском средств для продолжения банкета...

Фраза - «Я все выскажу! Пусть волосы ваши станут дыбом, пусть кровь замерзнет в жилах и дрогнут стены, но истина пусть идет наружу! Ничего не боюсь!»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 570

А вот взять бы и надавать этой Анне по шее. Нет, правда. Я понимаю, что росла без матери, что нужда и безысходность заставили её выйти замуж "за деньги".
Восемнадцать лет, какой там опыт жизни или трезвое мышление? Хочется красиво одеваться, менять наряды и туфельки, а не ходить в драных ботинках, замазанных чернилами. Хочется света, а не беспросвета.

И всё-таки это уже не юная наивная девочка. И она знает, как тяжело живётся братьям и отцу. Она ещё помнит вкус каши на бараньем сале, пахнущей свечой. Должна, во всяком случае.
Да только начинает слепнуть наша Анна. Блеск драгоценнстей, вихрь балов, знакомства, которые так много значат для мужа... Анна поменялась. Из доброй скромной девушки превратилась в циничную су... Ладно, не будем об этом. Нас тут и дети читают.

Я не могу её оправдать. Ничем. Только вот за этот финальный эпизод мне хочется её придушить.

Сильно! Очень рекомендую!

Сема любит Машу. Маша любит Костю. Костя любит Нину. Нина любит Борю. Боря любит рыбу. Ира тоже любит Борю. Полина любит Женю. А Женя никого не любит. А Сему никто не любит.
Каждый из нас бьётся об стену панциря другого, пытаясь накормить собой всех вокруг, наивно полагая, что другим это действительно нужно. Мы рассыпаемся о панцири для того, чтобы собраться вновь по крупицам и набравшись сил снова разбиться.
А как мы умеем любить! Мы любим, завладевая объектом любви, присваивая его себе, делая его своей частью, своей вещью. Мы ломаем панцирь, мы пробираемся сквозь него, мы высасываем содержимое, забирая всё что нам необходимо, лишая человека цельности, оставляя его раненого истекать кровью, стенать, умирать или же биться о панцири других.
Такие вот старые добрые мысли меня навестили после прочтения "Чайки". Чайку подстрелили, оборвали крылья и сделали из неё чучело. Борис Тригорин от скуки сделал чучело из Чайки-Нины, а она по принципу домино потащила за собой Костю, а кто будет следующим можно догадаться по схеме кто кого любит.

Первое осознанное знакомство с Чеховым. Впечатляет.

Р. S. Как странно, что советчик, мне посоветовавший эту пьесу, восхищающийся этой пьесой, приезжал ко мне последний раз чтобы посмотреться в зеркало, а моё отражение мне не показал. Как так, ну как же так, мы читаем книги, качаем головами, ах какие же эти люди, конечно же полагая, что уж мы-то не такие, а мы чёрт возьми такие, такие мы! Нам ещё много чего теперь с Чеховым надо обсудить, так что продолжаем.

Но в чём же счастье твоё на планете?
Оно в любви, что, как мир, широка!
Не всё человечество так ответит,
Но полчеловечества - наверняка.
Асадов

Сколько бы ни читала "Даму с собачкой", она всегда отзывается во мне щемящей болью. Для меня этот рассказ о невозможности счастья. Казалось бы, намеренно наивный оптимизм открытого финала даёт надежду не особо проницательному читателю. Но хоть чуточку "зная" Чехова, понимаешь, что он не надеется на длительность человеческого счастья, (у него счастье невозможно в принципе).

Им казалось, что они будут вместе. А вот как оказалось - этого я не узнаю. Но как бы там ни было, любовь изменила их обоих. Они смогли выйти за пределы "серого забора обыденности" и обрести крылья в этой "куцей бескрылой жизни", хотя бы виртуально.

А начиналось всё как банальный курортный роман.
Измена для мужчины не бог весть какое событие. Это такое лёгкое развлечение. Как пивка попить. Ну было и было. Вспомнить приятно, похвастаться тоже. Мужская измена обычно легка и физиологична. Анна Сергеевна - не первая интрижка для Гурова. Он никогда не отказывался от приключения. И забывал женщин почти без усилий, благо быстро находились другие. Ему казалось, что он выучил наизусть женскую природу, знал как они устроены, досконально, до запятой.

Они, в общем-то, чужие люди, становятся любовниками. Анна Сергеевна мучается пониманием греховности случившегося. "Грех мне гадок!" А Гуров вежлив, но равнодушен к слезам раскаяния, с аппетитом вкушая арбуз. На этой постели они ещё порознь... Он то вполне убеждён, как ни приятны эти отношения, которые он принимает точно прохладный душ в жаркий день, они временное пристанище, оазис.

И простились они легко, еще не понимая силу своей привязанности друг к другу. Здесь у Чехова появляется пространство для чего-то непознаваемого, спонтанного, того самого, что приходит внезапно, как будто вдруг постучали в дверь. Конец мимолётной связи неожиданно становится началом любви.

Начинаешь сомневаться - любовь это или нет. Но в какой-то момент, переживаемое героями, несомненно ощущается ими самими как подлинная любовь. Гуров переживает всю полноту любви под звуки плохого оркестра "дрянных обывательских скрипок" и окружающая пошлость ему при этом не мешает. Свидания в московской гостинице - что это как не пошлость, но это не принимается во внимание, главное - безусловное принятие женщины, ближе и дороже, которой в жизни Гурова нет никого. Его теперь не раздражают слёзы Анны Сергеевны, он больше не оценивает её внешность, и впервые испытывает не отчуждение, а понимание и сострадание.

Конец рассказа, и наверное, продолжение многолетних ожиданий московских встреч и начало новых испытаний для любящих, чтобы отыскать, отвоевать, оградить свое пространство для своей единственной любви, не приносящей счастья.

Ох, уж эти неутомимые борцы с окружающей средой, отвергнутые женщиной! Возникает вопрос: действительно ли они неутомимы? Вероятно, ответ будет отрицательным. Как считал Чехов, «русская возбудимость имеет одно специфическое свойство: её быстро сменяет утомляемость». Легко быть героем какой-то непродолжительный период, а вот оставаться им до конца – уже посложнее! В результате же среда затягивает человека, как трясина. И у него совсем не остаётся сил не только на преобразование мира и наивные попытки изменить других, но и даже на сохранение самого себя. Не так давно я с огромным удовольствием перечитала «Горе от ума», где описан всего один день из жизни Чацкого. Наверное, в дальнейшем его ожидала та же участь, что и Ионыча. Но если Грибоедов ещё оставляет нам хоть какую-то надежду, то Чехов безжалостно убивает её. Ведь чеховский Старцев, в отличие от грибоедовского борца, проходит испытание временем (против хода которого сложно устоять дерзкому запалу молодости) и быстро превращается в одного из тех обывателей, которых он прежде презирал.

Как известно, самое лучшее в человеке (а это – душа, истинное Я) наиболее уязвимо. И такая уязвимость вызывает соблазн бегства от себя, от лучшего в себе, чтобы стать прочней и защищённей. Именно это, на мой взгляд, и произошло со Старцевым. Но природа не терпит пустоты. Когда в жизни нет высоких целей и смыслов, их место неизбежно занимает пошлость. При отсутствии развития в себе творческих, созидательных способностей автоматически разовьются разрушительные, которые могут быть направлены как на внешний мир, так и на себя самого. Но душа-то страдает в любом случае, независимо от первоначального вектора разрушения. И самое страшное, что происходит всё так тихо и буднично, будто иначе и быть не могло. Но это нам только кажется, что не могло, ведь так приятно тешить себя иллюзиями. «Худшая из опасностей – потеря своего Я – может пройти у нас совершенно незамеченной, как если бы ничего не случилось» (Кьеркегор).

Идти по дороге жизни мы можем в двух направлениях: либо к себе, в поиске своего истинного Я (восхождение, развитие, созидание, эволюция), либо в противоположную сторону - от себя (падение, деградация, разрушение, энтропия). Поэтому при остановке духовного развития дальнейшая деградация неизбежна, ведь варианта стоять на месте просто нет. «Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь – сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей…» (А.П.Чехов «Ионыч»). Кстати, об этом же и чеховский рассказ «Крыжовник». Правда, там герой уже изначально стремился лишь к материальной цели, за осуществление которой расплатился не только своей душой, но и жизнью жены. А ведь в самом-то таком стремлении нет ничего плохого, просто нельзя было делать его единственным смыслом жизни и считать, что цель оправдывает средства. Как всё-таки важно во всём соблюдать меру и не переходить ту невидимую черту, за которой обыденность уже превращается в пошлость. Старцев же поначалу был ярым противником серой обывательской жизни, но очень быстро начал "сдуваться" внутри и "раздуваться" снаружи, незаметно перейдя ту самую черту. А всё дело-то, казалось бы, лишь в количестве, которое, достигнув определённого предела, коренным образом меняет качество. И идём мы по этой жизни, как по лезвию бритвы: чуть потерял равновесие – и ты уже другой.

«Как, в сущности, нехорошо шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это!» (А.П.Чехов «Ионыч»).

Как часто, читая то или иное произведение, мы принимаем рассуждения автора за истину в последней инстанции. Как же! Ведь он же писатель… Отлично знает, о чём пишет. Для нас он своеобразный гуру, разъясняющий все обстоятельства, изложенные в книге. Нам остаётся только идти послушно за мыслями автора, следуя за его выводами. А всегда ли это правильно?

Конкретно, в этом рассказе Антон Павлович глазами врача-ординатора объясняет нам экономические проблемы подмосковной ткацкой фабрики. У владелицы этого производства, госпожи Ляликовой, заболела 20-летняя дочь. Она вызвала из Москвы профессора, который сам не поехал, а послал своего ординатора Королёва. Всё остальное повествование идёт от лица этого врача. Можем ли мы доверять его рассуждениям об увиденном? В медицинском аспекте, несомненно, да. Но о работе самой ткацкой фабрики, о положении рабочих, о качестве производимой продукции, скорее всего, нет. Почему? Потому что Королёв прожил всю жизнь в Москве, и по словам Антона Павловича «деревни не знал и фабриками никогда не интересовался и не бывал на них». Да, он читал об этом в газетах, бывал в гостях у фабрикантов и разговаривал с ними. Удивительно, но часто мнение дилетантов у нас выдаётся за экспертное заключение, а рассуждения человека, видевшего фабричные корпуса только издали, знакомого с производством по газетам, становятся широко известным, благодаря литературным публикациям.

Ординатор осмотрел Лизу, дочь Ляликовой. Нашёл, что никакой серьёзной болезни у неё нет. «Сердце, как следует, - сказал он, - всё обстоит благополучно, всё в порядке. Нервы, должно быть, подгуляли немножко, но это так обыкновенно». Тем не менее, Лиза отчего-то зарыдала, слёзы полились из её маленьких глаз. Мать не могла понять, от чего эти слёзы, «не понимала и терялась, и у нее было виноватое, тревожное, отчаянное выражение, точно она упустила что-то еще очень важное, чего-то еще не сделала, кого-то еще не пригласила, а кого – неизвестно». Доктор попытался успокоить девушку – «Полноте, стоит ли плакать?... Ведь на свете нет ничего такого, что заслуживало бы этих слез». А сам подумал: "Замуж бы ее пора..." Мать стала долго и путано объяснять, что рекомендовали другие врачи, но Королёв понимал, что с ним как с доктором будут говорить только о медицине, поэтому решил прервать поток скучных и однообразных фраз, сказав, что у девушки нет ничего особенного. Раз, лечил фабричный врач, пусть и продолжает лечить, что «болезнь такая обыкновенная, ничего серьезного...»

Ляликова всё-таки уговорила, собиравшегося уехать Королёва, остаться до утра. Поужинав с гувернанткой Христиной Дмитриевной, доктор решает прогуляться. Глядя на фабричные корпуса, он рассуждает об этом несправедливом порядке, когда «тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец». Только вот Ляликова и её дочь несчастны, а живёт в своё удовольствие только гувернантка.

Забавно, читать размышления Королёва - "Хорошо чувствует себя здесь только одна гувернантка, и фабрика работает для ее удовольствия. Но это так кажется, она здесь только подставное лицо. Главный же, для кого здесь всё делается, - это дьявол". Понимаю, что эти рассуждения не авторская позиция, а скорее мысли на данную тему, но дальнейшие размышления доктора уводят читателей в какие-то экзистенциальные проблемы – «неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку, которую теперь ничем не исправишь. Нужно, чтобы сильный мешал жить слабому, таков закон природы, но это понятно и легко укладывается в мысль только в газетной статье или в учебнике, в той же каше, какую представляет из себя обыденная жизнь, в путанице всех мелочей, из которых сотканы человеческие отношения, это уже не закон, а логическая несообразность, когда и сильный, и слабый одинаково падают жертвой своих взаимных отношений, невольно покоряясь какой-то направляющей силе, неизвестной, стоящей вне жизни, посторонней человеку».

На мой взгляд, всё это не имеет никакого отношения к естественному ходу человеческого развития. Сама история показывает ошибочность выводов Королёва. То, что ему казалось действием дьявола, на самом деле, было произволом конкретных капиталистов, хозяев фабрик и заводов, ошибочной политикой верховной власти Российской империи. Очень скоро этот деспотизм будет разрушен мощным движением народных масс. Революции 1917 года сметут сначала царский режим, а затем буржуев и прочих паразитов.

Королёв навещает Лизу. Разговорившись с ней, узнаёт об её одиночестве. И скорее всего, понимает истоки её болезни. Они в том постоянном беспокойстве девушки – «Мне кажется, что у меня не болезнь, а беспокоюсь я и мне страшно, потому что так должно и иначе быть не может. Даже самый здоровый человек не может не беспокоиться, если у него, например, под окном ходит разбойник. Меня часто лечат, я, конечно, очень благодарна и не отрицаю пользы лечения, но мне хотелось бы поговорить не с доктором, а с близким человеком, с другом, который бы понял меня, убедил бы меня, что я права или неправа». И тогда доктор попытался объяснить Лизе своё понимание причин её болезненного состояния. По его мнению – «Вы в положении владелицы фабрики и богатой наследницы недовольны, не верите в свое право и теперь вот не спите, это, конечно, лучше, чем если бы вы были довольны, крепко спали и думали, что всё обстоит благополучно. У вас почтенная бессонница; как бы ни было, она хороший признак. В самом деле, у родителей наших был бы немыслим такой разговор, как вот у нас теперь; по ночам они не разговаривали, а крепко спали, мы же, наше поколение, дурно спим, томимся, много говорим и всё решаем, правы мы или нет». И Королёв выражает надежду, что лет через пятьдесят хорошая будет жизнь, «жаль только, что мы не дотянем. Интересно было бы взглянуть».

А ведь Антон Павлович этим текстом выражал свою надежду на будущую счастливую жизнь, когда люди поймут, что дальше так плохо жить нельзя. Конечно, Чехов тогда не мог предвидеть, что же будет через полвека. Но мы-то уже знаем. В тридцатые годы прошлого века в России (точнее в СССР) развернётся гигантская индустриализация всей страны, советский народ в едином порыве будет строить социализм с успехами и перегибами. И люди снова будут мечтать о будущей счастливой жизни уже при коммунизме лет через пятьдесят. А это уже восьмидесятые годы. Но мы-то уже знаем, что в конце восьмидесятых начнёт рушиться гигантский социалистический проект в нашей стране, опять резкий поворот к капитализму. И снова люди будут мечтать, что счастливая жизнь начнётся лет через пятьдесят… Нам с вами осталось подождать всего-то лет десять до этого счастья.

Фраза – «…снаружи всё тихо и смирно, а внутри, должно быть, непроходимое невежество и тупой эгоизм хозяев, скучный, нездоровый труд рабочих, дрязги, водка, насекомые».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 473

С Чеховым у меня очень сложные отношения, так как большинство произведений у писателя это малая проза, а я не большая ее поклонница. Но именно эта короткая история, пожалуй оказалась одной из лучших, что я читала у Антона Павловича.

Анне 18 лет, мать девушки умерла и с тех пор она живёт с пьющим отцом и младшими братьями. В какой-то момент "добрые" люди решают устроить ее судьбу и сватают за чиновника пятидесяти с лишним лет. Поначалу девушка рада, что наберется из нищеты и сможет помочь отцу с братьями. Только муж не привык сорить деньгами и даже на расходы жене ничего не выделяет. Но в один вечер все изменилось... Только к лучшему ли?

Для меня было удивительным встретить в столь коротком рассказе сразу несколько мыслей, которые заставили задуматься и задаться вопросом "А что, если...?". Пьянство отца привело семью к нищете. Люди, которые вечно суют нос не в свое дело, толкнули девушку к абсолютно бредовому замужеству. И из-за несчастливого брака молодая женщина изменилась до неузнаваемости.
Рада, что судьба свела меня с этой историей. Есть над чем подумать в ближайшие дни.

Оценка 8 из 10

Неожиданно на днях как-то само собой в работе прорубилось окно продолжительностью в один час. Книги в сумке не оказалось, зато, к счастью, рядом была библиотека. Весьма специфическая, без всяких там новомодных, или даже просто иностранных, книжек, но тем не менее библиотека. Выбор пал на Чехова, и формат рассказов оказался в самый раз. Не знаю, почему глаз сразу упал на Ионыча.

Это удивительный, кристально чистый и честный рассказ о том, как можно бессмысленно прожить жизнь. Собственно, для этого почти не надо прилагать усилий – достаточно просто отказаться от мечты и плыть по течению.

События происходят в губернском городе С. Молодой и подающий надежды врач Дмитрий Ионыч Старцев, полный энергии и душевных сил, попадает в гости к семье Туркиных. Семья эта считается самой образованной и талантливой во всей округе. И пожалуйста вам - ее глава, Иван Петрович, известный острослов и сказитель анекдотов, жена его, Вера Иосифовна, пишет романы и читает их вслух гостям, дочка, Екатерина Ивановна, мечтает стать великой пианисткой, поэтому много упражняется в игре, и даже их лакей Пава не лишен лицедейского дара. Старцев прекрасно видит, что все эти «таланты» таковыми не являются, но он благодушен и упоен красотой и свежестью хозяйской дочки. К сожалению, любовь Старцева оказывается совсем не той, при которой вырастают крылья за спиной. Он любит Екатерину (или как ее звали домашние - Котика) в своей особой манере, пугливой и немного расчетливой. Когда Котик отказывается принять его предложение руки и сердца, мотивируя это тем, что она, мол, стремится к высшей цели, а быть женой – это мелко, Старцев недолго горюет (буквально дня три), но смиряется с таким положением дел. Дальше Старцев не выдерживает испытания бытом, и начинается его постепенная и неумолимая деградация. А.П. Чехов показал этот процесс с нескольких сторон. Первая – это внешние, физические изменения. Если в начале рассказа Старцев запросто проходил 9 верст пешком, то под конец он передвигается исключительно на тройке, а если приходится пройтись ногами, то он «тяжело дышит и вытирает пот со лба», даже голос его изменился «оттого, что горло заплыло жиром». Вторая сторона – отношение к материальным благам. Сначала Старцев, увлеченный работой, проводил за этим занятием не только рабочие, но даже и праздничные дни, а под конец он стал видеть в своей работе исключительно деньги («Было у него еще одно развлечение, в которое он втянулся незаметно, мало-помалу, – это по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой»). Третья сторона – метаморфозы с именем. Знакомимся мы с Дмитрием Ионычем Старцевым, а прощаемся уже с просто Ионычем. Таким образом, мы видим процесс не только утраты собственного имени, но и процесс утраты личности.

И вот после четырех лет губительных изменений в Старцеве в город возвращается Котик и жаждет новой встречи со своим бывшим воздыхателем. Она тоже изменилась - одумалась, повзрослела, сняла розовые очки и готова к реальной жизни. Но, увы, Старцева больше нет, есть только Ионыч. Ему неинтересно ее предложение, и единственная мысль, которая крутится у него голове «А хорошо, что я тогда не женился». Герои вновь говорят на разных языках. А между тем жизнь продолжается. Под занавес мы снова видим семью Туркиных. Папа по-прежнему острит, маман пишет и читает гостям свои романы, дочка играет на пианино. Круг замыкается. И безысходно так звучит:

Грустно…

Эту пьесу Чехов написал незадолго до смерти, а если точнее, она была закончена осенью 1903 года, поставлена на сцене театра в начале 1904-го, а в середине 1904-го Антон Павлович покинул сей бренный мир. Его символичная последняя работа стала предвестником краха империи (строго говоря, наставшего лишь в 1917-м) и надежды на новое светлое будущее. По всем известному сюжету хозяйка имения, окружённого вишнёвым садом, возвращается в Россию после долгого отсутствия, чтобы разобраться с долгами. Долги требуют от неё попрощаться со своим славным прошлым и со славным образом жизни, научиться зарабатывать и экономить деньги, иначе говоря, стать совершенно новым человеком — что для неё, разумеется, невозможно. Поэтому вся пьеса — это затянувшееся прощание, смешанное с пустыми надеждами, нелепыми идеями спасения и болтовнёй ни о чём.

Я очень хорошо представляла себе, о чём «Вишнёвый сад», когда открывала пьесу, но, начав, поняла, что это будет моё первое чтение. Мне не стыдно признаться, что я не читала этого произведения, ведь сюжет его настолько широко разошёлся, что я сама даже не подозревала о нашем не-знакомстве. «Вишнёвый сад» оставался актуальным более 100 лет, да и сегодня — несмотря на то, что сейчас будто нет такой мощной смены эпох, как это было в начале XX в., — он всё ещё может сильно впечатлить. Если взять самый поверхностный пример, то столкновение цифровой и аналоговой эпох нынче в самом разгаре, или, ещё пример, вокруг полным-полно людей, тоскующих по славному советскому детству — хотя они лишились этого «дома» больше 30 лет назад. В корне своём это конфликт между людьми, что погрязли в прошлом, называя свою неспособность двигаться сентиментальностью, и людьми, что всей душой устремлены в будущее, где их уже поджидает счастье, — такой конфликт всегда актуален. Первые проигрывают вторым, потому что в эпоху перемен уже ничего не будет так, как прежде, а вторые, на мой взгляд, проигрывают третьим — людям, что помнят о прошлом и планируют будущее, но живут как раз настоящим, осознанно и счастливо, здесь и сейчас. Впрочем, это уже другая история.

В пьесе много персонажей, но для галочки выделю основных: Раневская Любовь Андреевна — хозяйка имения; её брат Гаев Леонид Андреевич; её старшая приёмная дочь Варя и младшая родная дочь Аня; значимые гости — это Лопахин Ермолай Алексеевич, купец из простого люда, и вечный студент Трофимов Пётр Сергеевич. Остальные, пожалуй, не стоят упоминания.
Забавно, что разные читатели будут обращать внимание на разные группы персонажей в пьесе. Вангую, что юные читатели окажутся до смерти раздражены из-за Гаева, будут высмеивать Любовь Андреевну и считать отвратительным Лопахина — потому что ценности этой группы персонажей старшего поколения слишком сильно противоречат идеалам юношеского максимализма. У Гаева это безответственность (хорошая ценность, дайте две), поверхностность и фатализм, у Любови Андреевны — сентиментальность и слабохарактерность, замаскированная под доброту, у Лопахина — прагматичность. Группа персонажей молодого поколения — Варя, Аня и Петя Трофимов — понравятся юным читателям намного больше. Особенно Аня и Петя — люди нового времени, готовые двигаться в ногу с ним, искать себе работу, покорять новые вершины, настроенные оптимистично, но не теряющие связи с реальностью.
И наоборот, читатели постарше смогут оценить тех персонажей, что уже повидали жизнь, а молодых персонажей — счесть поверхностными и скучными. Не хочется показаться эйджисткой в духе маркетингового отдела спотифая за 2025 год, но эта пьеса написана так хорошо, что разные поколения читателей наверняка увидят персонажей ощутимо по-разному в зависимости от своего жизненного опыта. И это хорошо, это уже ставит пьесу на уровень выше, чем обычное литературное произведение, заполненное явными авторскими предубеждениями.
Например, лично мне очень нравится Варя. Хотя у нас есть небольшая разница в возрасте, мне кажется, мы с Варей очень близки по характеру. Технически она тоже относится к молодому поколению персонажей — и всё же стоит особняком: Варя не легка на подъём, ей тяжело подстроиться под новые реалии — но и в старых она уже не может жить. Она не закостенела в прошлом, но и не готова нестись вперёд сломя голову. Из всех «зелёных юнцов» она единственная, кто стремится к безопасности и стабильности, а выбранное ею будущее скучно, ведь не сулит ни проблем, ни достижений. Сначала вокруг неё ещё витала идея замужества, однако было больше слов, чем дел, ведь на словах Варя преувеличенно колебалась между замужеством и уходом в монастырь, а на деле решительно выбрала работу экономкой в чужой семье. И знаете что? Из всех персонажей Варя самая способная, трудолюбивая, осторожная, стрессоустойчивая (ну или она мне настолько нравится, что я готова преувеличивать её достоинства и преуменьшать недостатки — такой вариант тоже не исключаем); она осознаёт, что ограничена полом и возрастом, поэтому выбирает оптимальный вариант в данных условиях. Да, такое мало кого вдохновит, но я уважаю подобную зрелость и осознанность — как в персонажах, так и в людях, — ведь именно те, кто живёт настоящим, быстрее всего открывают для себя секрет счастья. Счастье, в конце концов, — это не что-то далёкое, не результат каких-то тяжёлых усилий, счастливым можно стать здесь и сейчас, стоит только захотеть. Впрочем, что-то я увлеклась, Варя не продвигала таких дешёвых лозунгов о счастье («дешёвых» только потому, что сейчас их нечем подкрепить), у неё просто была очень осознанная и зрелая личность из тех, что я люблю, а они зачастую именно так и живут.

Остальные персонажи все четыре акта от души страдают из-за грядущих перемен, кто-то радостно, кто-то горестно, но в целом страдают все и как такового межличностного конфликта здесь нет (если не считать тот, что я упомянула во втором абзаце: когда сталкиваются люди, ностальгирующие о прошлом, и люди, живущие мыслями о будущем). Двигателем сюжета становится смена эпох, когда «будущее» грубо сталкивает «прошлое» с нагретого места. А главный конфликт можно описать как внутриличностный: каждый персонаж сложным образом переживает эту самую смену эпох внутри себя, в конце принимая то или иное решение. Между персонажами много взаимодействия, но мало взаимного влияния.
А самое грустное, что молодое поколение в конце слишком легко отказывается от прошлого, а старшему поколению слишком тяжело с ним попрощаться, даже когда прощание неизбежно. Насколько это жизненно и правдиво! Ведь с возрастом пластичность мозга ухудшается и всё труднее принимать что-то новое, принимать перемены в собственной жизни просто в силу физиологических изменений. Насколько же Чехов был наблюдателен!.. Размышляя так во время чтения, я вывела самого нереалистичного для себя литературного персонажа — и это не волшебник, не единорог и даже не парень с синдромом принца, которому нужно вечно без жалоб спасать свою принцессу, а именно взрослый или даже старый герой, который обожает всё новое и в силу просвещённости хорошо разбирается в нём, а также с лёгкостью отпускает всё старое, — нереалистичный, но такой привлекательный… А дочитав пьесу, с ужасом осознала, что ближе всего из персонажей к этому описанию — тот самый Лопахин, прагматичный делец, которого я поначалу считала скрытым злодеем истории. С самого начала пьесы он всегда противостоял хозяйке, и его подстрекательский характер мне не нравился, но под конец он осуществил свой замысел — и это показало, что у него есть не только деловая хватка, но и смелость перекраивать мир по-новому. Впрочем, он мне так и не понравился, ведь Лопахин зациклен на собственном статусе, ему важнее не новизна мира, а утверждение собственного чувства превосходства, когда он успешно меняет мир. (Так что мой привлекательный, но нереалистичный литературный герой, к счастью, так и остался общим описанием без имени). Это как-то нелепо и смешно — быть таким талантливым и ограниченным одновременно.

Вообще мне любопытно: почему Чехов называл эту пьесу комедией — вопреки её грустному содержанию? Если подумать, то в целом здесь нет такого персонажа, который был бы защищён от насмешки из-за манеры поведения или нравственных ценностей: они все говорят глупости, легко верят чужим глупостям, паясничают и жеманничают, превращаясь из компании высокообразованных потомственных аристократов с тонкой душевной организацией в шайку придурошных и сердешных великовозрастных детишек, драматизирующих на ровном месте. Это забавно, если смотреть издалека, но грустно, если углубляться в заботы каждого отдельного персонажа.
Впрочем, на самом деле меня больше интересует, как эта пьеса воспринималась в 1904 году? Может, кто подскажет, где об этом почитать? Из того, что я знаю, это был успех, и пьесу не раз ставили на сцене. Но какова была психология толпы в те времена? О чём зрители думали, глядя на Лопахина, какой им казалась Любовь Андреевна? Были ли у той толпы любимчики и злодеи? Если после первого акта даже мне казалось, что Лопахин — несомненный антагонист, то в 1904-м актёра, исполняющего его роль, могли бы закидать тапками; а актрису, играющую роль Любови Андреевны, — превознести до небес и расцеловать. А вот Тромифова наверняка превозносили в послереволюционные времена, но сегодня он выглядит как бессильный мечтатель (или это только в моих глазах?). Интересно…

Подводя итоги, замечу для себя на будущее, что это моё первое знакомство с Чеховым-драматургом (если уж я эту пьесу не читала, то что уж говорить про остальные), но никогда не поздно начать исправляться. У меня как раз стоит на полке чеховское собрание сочинений, которое исполнит все мои желания, когда-нибудь.

P.S. А ещё есть очень красивый комикс, который взял эту пьесу за образец, но там весь цикл читать надо. Впрочем, читайте, не посмеётесь — так поплачете.