Сладость на корочке пирога. Сорняк, обвивший сумку палача

Я ждала, что он прочитает мне проповедь, преисполненную иносказаниями и леденящими кровь примерами, о вреде разговоров с незнакомцами, но он не стал. Вместо этого он удовольствовался тем, что потрогал поля шляпы указательным пальцем, и мы вдвоем постояли, глядя на лужайку, словно парочка коров. Послание отправлено; послание принято. Добрый старый Доггер. Таков его способ наставления.

Потом был толчок, прыжок в сознании, словно в плохо смонтированном фильме. Я уснула за столом.
— Что с тобой? — услышала я вопрос Фели. — Тебе плохо?
— Она погрузилась в обессиленную дрему по причине беспутного образа жизни или давешнего дебоша, — заявила Даффи.
Даффи недавно читала «Пелэм» Бульвер-Литтона, по нескольку страниц перед сном, и, пока она не закончила, мы ежедневно за завтраком становились жертвами ее туманных фраз в стиле, таком же жестком и негнущемся, как кочерга в гостиной.

— Превосходно! — сказал сержант. — Она, судя по всему, избавила нас от ползания по черепице.
Инспектор одарил его взглядом, который мог бы остановить несущуюся лошадь.

Сержант Грейвс больше ничего не сказал, но, когда мы приблизились, он аккуратно подтолкнул меня вперед, к инспектору Хьюитту, как дружелюбный терьер приносит хозяину мертвую крысу.

Орудуя проволокой в замочной скважине, я безмолвно молилась богу, заведующему этими делами.
После длительной возни, погнутой проволоки и пары легких проклятий моя молитва была наконец услышана, и защелка отскочила с сердитым щелчком.

— Полковник де Люс? — прошептал он.
— Он в порядке, Доггер, — сказала я.
Доггер тревожно кивнул, и каждый из нас отправился в свою берлогу.

— Значит, это торт! — выпалила я с неожиданным вдохновением. — Он был отравлен тортом!
— Это ты отравила торт? — спросил он, сдерживая ухмылку.
— Нет, — созналась я. — Жаль, что я этого не сделала.

Я молча обняла отца, он, хотя оставался неподатливым, как дуб, не возражал.
— Постарайся быть хорошей девочкой, Флавия, — сказал он.
Постараться быть хорошей девочкой? Это все, о чем он может думать? Было очевидно, что наша подводная лодка всплыла на поверхность, ее обитатели выбрались из глубин и вся магия осталась внизу.
— Сделаю, что смогу, — сказала я, отворачиваясь. — Очень постараюсь.

Отец воззрился на меня печальным взглядом, которым, должно быть, червяк смотрит на раннюю пташку в тот миг, когда ее клюв вот-вот захлопнется на нем.