Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Идиот

Я периодически пытаюсь выделить, какой из романов Достоевского для меня "самый любимый", – каждый раз безуспешно: как только перечитаю тот или иной, он сразу, по свежему впечатлению, становится чрезвычайно ценным. Но вот к "Идиоту" – а, вернее, к князю Мышкину, – я испытываю самую устойчивую и трепетную привязанность. Всё потому, что Достоевский в этом романе взялся реализовать задачу "изобразить вполне прекрасного человека".

Откуда, казалось бы, такому человеку взяться в мире, который обычно описывает Достоевский (то есть полном надрывов, разломов и всяческих страданий)? Князь Мышкин приезжает в Петербург из-за границы, из Швейцарии, где лечился от "идиотизма" (странный диагноз этот описывает заторможенность восприятия и реакции – следствие частых эпилептических припадков). Впрочем, припадков этих давно уж не было, и князь в основном соответствует общепринятым нормам поведения в светском кругу. Вот только тот круг общения, в котором он оказывается сразу (уже в поезде свершается судьбоносное знакомство!) по возвращении в Россию, - общество это тоже не совсем обыкновенное, не до конца приглаженное и присмирённое понятиями приличий, которые так сильно определяли условия жизни людей благородного или околоблагородного сословия. Так, семейство Епанчиных, занятое пристройством замуж трёх девиц - сестёр Александры, Аделаиды и Аглаи, - неожиданно схлестнулось судьбами с "роковой" Настасьей Филипповной, которая к своим 25-ти безвинно прошла длинный путь страданий (и до сих пор себя за это наказывает). Вот в этот-то клубок и попал Лев Мышкин, когда захотел снова "с людьми сойтись".

Из-за нововведенного Ф.М. подхода, который обозначили как "психологическую прозу", при чтении романа невозможно не сострадать его героям: так чутко, подробно, живо и без утаивания исследуются все стремления души человека, все порывы, "двойные мысли" (это когда ты вроде бы имеешь неподдельное благородное желание помочь, но в то же время и про свою "выгоду" не забываешь), все неразумные и неистовые желания, настолько они честно и, что важно, без осуждения вытаскиваются из глубоководных пластов "я", что невольно испытываешь весь опыт героя как будто прожил его сам.

И даже если раньше не страдал самоанализом, неизбежно начинаешь замечать в самом себе схожие мысли и чувства; легче распознаёшь их, можешь назвать, признать и осмыслить, а значит, лучше знаешь и воплощаешь самого себя. Для меня перечитанный Достоевский всегда будет куда... эффективнее, чем десятки потоковых книжек "про личностный рост".

Через катарсис, через сопереживание самых крайних, предельных состояний человеческого существования, через все эти страдания и происходит духовное обогащение, приобщение к миру и людям, обретение опоры и хоть какого-то смысла. Невыносимое одиночество, отстранённость от гармонии мира, когда даже мушка встроена в этот стройный хор жизни, а ты – лишний; безукоризненно логичная, рационально выведенная необходимость самоубийства (и в то же время усмешка над самим собой: "не великая власть, не великий и бунт"); стремление "броситься в пропасть" и уж окончательно тем сломать себе жизнь, из одного лишь самобичевания, в отместку всему и вся на свете. Всё это – чем не пограничные состояния у экзистенциалистов? Вот они и вдохновились.

Каждый раз, когда я наблюдаю за историей князя Мышкина, я удивляюсь, как можно быть таким человеком? Таким искренним, честным, непосредственным, живым? Как можно так, как он, любить других, так сострадать, так погружаться в другого?.. Если не читали, то не подумайте, что там всё радуга, мир, любовь, красота и розовые пони (в "Идиоте" как раз-таки вполне логичная развязка); изменить мир по щелчку и сделать всех насильно счастливыми вряд ли возможно. Но вот затронуть самые лучшие стороны души, зародить мысль о необходимости добра, подать своей жизнью пример братского отношения к другим и тем самым хоть отчасти преобразить действительность, – вполне можно.

Если в области морали и отношения к людям в целом и брать себе ориентиром кого-то из выдуманных персонажей, то пусть это будет князь Мышкин.

Мне стоило подождать, чтобы снова открыть для себя Достоевского.
В школьные годы я не понимала героев, мысли автора, читать было просто мучением. Не удивительно, что после себя книги не оставляли никакого впечатления.

Теперь на книги Достоевского я смотрю уже другим взглядом. Взявшись за "Идиота", я получила удовольствие от текста, героев и самого сюжета. Тут важна даже не сама эпоха, а  люди. Герои говорят о вечном и далёком, так что именно их речи запомнились мне лучше всего.

Единственное, что меня очень сильно раздражало, так это постоянные крики и шум. Некоторые персонажи уж слишком темпераментные. Даже хочется привести цитату.

Во время прочтения в голову пришли мысли, что я не осуждаю Настасью Филипповну, я её понимаю. Потому что сама скорее всего вела бы себя так же.

Достоевский мастер показывать всё нутро своих героев. Хотя бы ради этого стоит снова в руки взять классику.

У меня с русскими классиками отношения складываются нормально. В школе я их тихо ненавидела. Подросла – стала тихо обожать. В общем, история самая обыкновенная.
И Достоевский год назад поселился в моем сердце, когда я прочитала «Братьев Карамазовых».
Восторг и упоенье!
Такая громадина не могла не поразить. Я сразу для себя решила, что со временем и другие произведения у Федора Михайловича прочитаю. Обязательно.
Но надо перевести дыхание.
И вот, спустя год, добралась до «Идиота».
Видимо, все-таки не отдышалась я после Карамазовых…

Для меня это было чересчур. Слишком, слишком, слишком много … страстей!
Я даже цитату выписала об этом самом:

Действительно, ну, отчего?!
Князь, даже умалишенный, на фоне остальных типчиков выглядит вполне себе адекватным. А то ведь каждый так и норовит рубашку на груди порвать!
Предфинальная сцена с Аглаей и Настасьей Филипповной меня добила.
На-по-вал.
После подобного, даже если бы добрейший князь с шашкой наголо носился по деревне и рубил в капусту мирных жителей, – я бы не удивилась.
А чего уже??
Сюжет ведь надо на чем-то строить.

Да, да, да, Федор Михайлович великолепен.
Потрясающ.
Гениален.
Но переистерил.