Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в одной книге

Неужели не видала ты здесь детей, по углам, которых матери милостыню высылают просить? Я узнавал, где живут эти матери и в какой обстановке. Там детям нельзя оставаться детьми. Там семилетний развратен и вор. А ведь дети – образ Христов: «Сих есть царствие божие». Он велел их чтить и любить, они будущее человечество…

Было часов восемь, солнце заходило. Духота стояла прежняя; но с жадностью дохнул он этого вонючего, пыльного, зараженного городом воздуха.

Эту-то, теперешнюю квартиру я забыл; впрочем, я её никогда и не помнил, потому что не знал.

Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу.. Пью, ибо сугубо страдать хочу!

Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них "пострадать"? Это не то чтобы за кого-нибудь, а так просто "пострадать надо".

— Но, милостивый государь! Вы со мной обходитесь, как будто, с позволения сказать, со старой подошвой, – проговорил Иван Андреевич в припадке самого кроткого отчаяния, голосом, в котором было слышно моленье.

— Милостивый государь! Я ничего не разберу. Извините меня, но нет места.
— Зачем же вы такой толстый?
— Боже! Я никогда не был в таком унизительном положении!
— Да, ниже лежать нельзя.

И старичок погрузился в свой кашель.
— Спина… – проговорил он наконец со слезами на глазах, – спина разболелась… геморрой проклятый! Ни стать, ни сесть… ни сесть! Акхи, кхи, кхи!
И казалось, что вновь начавшемуся кашлю суждено было прожить гораздо долее, чем старичку, обладателю этого кашля. Старичок что-то ворчал языком в промежутках, но решительно ничего нельзя было разобрать.