1
Ваша оценка"Русь изначальная" - многоплановое произведение, посвященное славянам и Византии VI века, когда на территории приднепровских восточных славян закладываются основы Киевского государства, а Византия начинает оскудевать, свирепо отстаивая рабовладельческие порядки и интересы автократической церкви. "Русь изначальная" - первое произведение не только в русской, но и в мировой литературе, посвященное этой эпохе.
Жанры
Книга из цикла
[Древняя история Руси]
Рейтинг LiveLib
4,3
75 оценок
- 547%
- 444%
- 38%
- 20%
- 11%
Ваша оценкаПрочитали 76Хотят прочитать 57
Рецензии
Аноним2 мая 2021 г.Мы не рабы, рабы немы
Читать далееИногда избыток информации играет не на руку автору, чересчур утяжеляя повествование и неимоверно усложняя сюжет. Труд Валентина Иванова определённо заслуживает уважения хотя бы за охват тёмных и малоизученных веков истории, однако тот поток сведений, что автор вложил в "Русь изначальную", меня конкретно так перегрузил, не оставив места для обдумывания и запоминания. Слишком много всего, начиная от чуждых слов и заканчивая запутанной системой налогообложения в Византии. Помнится, при прочтении Камо грядеши большую сложность вызывали многочисленные древнеримские названия, о которые всё время приходилось запинаться. Так вот по сравнению с Ивановым, Сенкевич в этом плане само милосердие. Я поняла, что многого не поняла, да и, честно говоря, уже не хотела понимать. Все эти звания, помещения и прочая, прочая меня доконали. Если с укладом и бытом славян худо-бедно можно разобраться, то Византией я основательно так подавилась. В какой-то момент у меня начали проскакивать ассоциации с ребёнком в детском саду, которого кормят против его воли: ему суют кашу в рот, а он её выплёвывает, ему туда, а он обратно, и так снова и снова. Таким вот ребёнком я и оказалась. Обещанное становление Руси в первом томе отсутствует от слова совсем, что угодно есть о той эпохе, но только не закладывание основ Киевского государства. Славян здесь вообще удручающе мало.
Я ничего не имею против подробностей и длинных описаний в книгах, но в "Руси изначальной" их так много, что складывается впечатление, будто это не художественное произведение, а какой-то гибрид учебника по истории с учебником географии. Налево пойдёшь - описание рельефа найдёшь, направо пойдёшь - причины восстания разберёшь. Нет здесь того элемента художественной литературы, который позволяет привязаться к главным героям, понять их и посочувствовать. Сухо и скупо рассказано о людях, зато в мельчайших деталях расписаны все повороты речного русла.
Это была бы великолепная книга для ознакомления с историей VI века, если бы вложить в неё чуть больше человечности и эмоций. Простое перечисление причин мятежа и сложной обстановки в Византии недостаточно для того, чтобы ею проникнуться. В сюжете не столько событий, сколько размышлений над их происхождением и философских и религиозных рассуждений. Хотя иногда получалось проваливаться в книгу с головой, ощущая атмосферу далёкой эпохи, чаще всего она вызывала усталость и переутомление. На следующий том моих сил уже не хватит.851,2K
Аноним2 августа 2017 г.Первоначально государство — это союз племён и родов
Читать далееДавно тяготею к исторической литературе. И с той или иной периодичностью беру то одну, то другую книгу этого жанра и читаю — чаще всего с удовольствием и крайне редко с тяжёлым вздохом.
Двухтомная "Русь изначальная" как раз относится к таким книгам, расставаться с которыми совсем не хочется. Погружение в мир VI века от Р.Х. было таким полным и глубоким, что тяжело выныривать на поверхность века XXI и осознавать себя жителем этого донельзя технизированного и технологизированного столетия. Только что ты вместе с дозором росичей пробирался по Степи в ожидании хазар, как тут же оказался на обочине асфальтовой дороги, упершись носом в поток ревущих и клаксонящих бензиновых чудищ. Пространственно-временное это перемещение столь значительное и внезапно ошеломительное, что начинаешь себя чувствовать подселенцем из глубины веков, по роковой ошибке заброшенного в наши смутные времена (впрочем, кажется времена всегда смутные!).
Широта и глубина ивановского эпического произведения не может не поражать. С необходимой для опытного и увлечённого писателя-историка силой воображения рисует нам Иванов картины быта росского рода и других славянских приднепровских племён, прописывает детали костюма (проще говоря одежды) и вооружения, описывает приёмы охоты и надиктовывает торговые пути-дороги, знакомит читателя с особенностями языческих верований славян в середине VI века, прорисовывает нюансы организации жизни и существования славянских племён вблизи недружественной Степи и потому требующей обеспечения необходимой охраны и обороны от воинственных степных племён и родов.
И тут же в параллель с бытописанием росичей Иванов погружает нас во всю сложность существования второго Рима, Византии, этого колосса христианской веры и одновременно величайшего рабовладельца. Мы попадаем в Византию во времена правления базилевса Юстиниана и вместе с жителями империи проживаем многие месяцы и годы этого непростого периода в существовании государства. Восстания охлоса и многолетняя италийская война, а тут ещё вторжение славянских племён на территорию Империи — забот полон рот.Помимо чисто исторических фактов и подробностей Иванов умело руководит нами в изучении (иначе и не скажешь) нюансов политической и международной обстановки в Европе — мы узнаём, кто с кем и против кого дружит, кто кого в какие земли науськивает и кто какие народы провоцирует на войны и вторжения; мы присутствуем у самых истоков зарождения будущей русской государственности (а пока это появление союза славянских племён); вместе с могучими воинами земли росской мы начинаем осознавать себя единым народом общей славянской крови...
Конечно же, помимо художественно-исторической книги этот роман является примером исторического труда. В том смысле, что автор не просто фантазирует на тему жизни славян и византийских особенностей в указанные времена, но предварительно он глубоко изучил первоисточники исторических сведений и свидетельств современников, при этом некоторых таких авторов Иванов попросту включил в роман в качестве действующих лиц. Научность этой книги ещё и в том глубоком серьёзном анализе действующих сил, закономерностей в историческом развитии государственности в Византии, в соотнесении таковых закономерностей в Восточной Европе и на территории будущей Руси, в обозначении того, что мы потом назовём прогрессом для одних народов и регрессом для других.
И интересным дополнением и по сути частью книги стало авторское приложение, где Иванов объясняет читателю отдельные термины, а также выводит некоторые постулаты и частично дополняет текст романа.
А ещё в этой книге много чисто военно-приключенческих страничек и целых глав, отчего она может быть легко воспринята просто любителями приключенческой литературы. Что немаловажно при нынешнем засилии литературы, ориентированной в основном на экшн и геройства. Так что роман вполне конкурентноспособен и в современные дни.
583,1K
Аноним7 апреля 2025 г.Славянское фэнтези русского патриота
Читать далееВалентин Дмитриевич Иванов (1902—1975).
Сегодня день памяти этого замечательного писателя: он умер 7 апреля 1975 г., ровно 50 лет назад...
... Жил себе обычный сотрудник Главстроя наркомата пищевой промышленности СССР, очень опытный в экономических вопросах строительных работ, но обходившийся каким-то загадочным образом без высшего образования (в 1920-х гг., когда он был молод, детей русских интеллигентов не принимали в ВУЗы). В возрасте 45 лет этот неприметный человечек напечатал некий научно-популярный очерк в журнале «Знание — сила»; потом ещё один, а потом и ещё один... Дело пошло! В 1949—1950 гг. в журнале печатался с продолжением уже целый научно-фантастический роман. В 1952 г. наш герой был принят кандидатом в Союз писателей СССР, начав в 50-летнем возрасте жизнь профессионального литератора. И оказался плодовит: один за другим вышли в свет фантастический роман, фантастическая повесть, два шпионских романа, исторический роман, детективный роман... Этот последний (Иванов В. Д. Жёлтый металл. — М.: Молодая гвардия, 1956. — 406 с. — 90 000 экз.) оказался скандальным: из-за наличия в книге отрицательных героев еврейской национальности автору шили антисемитизм, но большой скандал тогда партийному начальству был не нужен, и писатель практически не пострадал (а вот роман, как «идеологически вредный», изъяли из библиотек).
В антисемитизме Иванова обвиняют и по сей день, но я по этому поводу ничего сказать не могу: «Жёлтый металл» я не читал. Меня только историческая тематика занимает. Роман «Повести древних лет», вышедший в свет на год раньше, имеет подзаголовок «Хроники IX в.». Значит, является историческим... Или нет?
Иванов В. Д. Повести древних лет : Хроники IX в. : В 4 кн., 11 ч. / Ил.: А. Леонов. — М.: Мол. гвардия, 1955. — 512 с.
Читатели, как правило, воспринимают всё происходящее в этой книге всерьёз: «Замечательное подробное описание быта славян и соседей, упоминающихся в романе, даёт наглядную картину как жил Русский человек в 9 веке» (цитирую одну из рецензий на livelib.ru). Но вот беда: русский человек (равно как и «Русский человек») мог оказаться в 9-м веке только с помощью машины времени. Ну не было ещё в 9-м веке никаких русских людей, были только слове́не («словене и́льменские», как уточняют археологи, если речь идёт о западнославянском племени, постепенно заселившем в VIII—IX веках окрестности озера Ильмень). И уж совсем печально, что путешественник во времени, прибыв в IX век, увидит на месте обещанного романистом Новгорода... пустое место. Надёжно датированные археологические слои Новгорода — не древнее 930-х годов. А самая нижняя, первая по времени деревянная мостовая относится, согласно данным дендрохронологии, к 953 году (дата важная, поскольку свидетельствует о наличии некой организованной городской жизни). Но это только самое начало Новгорода. А таким, каким романист его описывает (то есть большим и богатым, с социальным расслоением, с эффективной государственностью в форме вечевой республики) Новгород станет только в XII веке (точнее, к 1170 году). Романистом допущен анахронизм в 300 лет! Возможно, впрочем, наш воображаемый путешественник во времени несколько утешится, обнаружив при истоке реки Волхов из озера Ильмень, всего в двух километрах от пустого места, небольшое укреплённое поселение. Нынешние археологи, исследовавшие это Городище, упорно выдают его, в соответствии с поздней топографической легендой, за резиденцию летописного Рюрика...
Общеизвестное ныне название «Рюриково городище» совершенно условное. Заинтересовавшимся сюжетом рекомендую коллективную монографию (Носов Е.Н., Плохов А.В., Хвощинская Н.В. Рюриково городище. Новыеэтапы исследований. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2017. — 288 с.) и/или содержательную рецензию на неё, доступную в Сети (Елиферова М.В. Рюриково городище: что же откопали на самом деле? // Valla. 2018. № 4 (3). — С. 87—92).
Среди читателей Иванова есть, конечно, и скептики, мыслящие рационально. Встречается, например, такая позиция: «Да мне вообще всё равно, что это вымысел. Написано красивым русским языком, с большой любовью к собственной истории».
Любви к собственной истории, реальной истории, у Иванова как раз-таки и нет. У него совсем другое: любовь к собственному народу. Принимающая, увы, патологическую форму. Весь роман построен на противопоставлении выдуманных новгородцев, воплощающих идеалы добра и справедливости, и выдуманных же норвежских викингов, носителей зловещей антигуманистической идеологии в духе А́льфреда Ро́зенберга (то есть здесь анахронизм уже не в 300 лет, как с Новгородом, а более чем в тысячу лет). Всё это будет для нас не так уж удивительно, если мы вспомним, что роман Иванова появился всего через 10 лет после разгрома мощнейшей военной машины мира, германского вермахта, Советской армией, на ¾ состоявшей из русских крестьян. Событие всемирно-исторического значения, и в ближайшие годы человек с развитым творческим воображением неизбежно будет смотреть в глубь веков через его призму. И прошлое, которое он увидит, окажется преображённым до неузнаваемости.
Советские историки, занимавшиеся Древней Русью, пытались критиковать роман Иванова, опираясь на данные своей науки (Пашуто В.Т. Средневековая Русь в советской художественной литературе // История СССР. —1963. — № 1. — С. 83—118; Каргалов В.В. Древняя Русь в советской художественной литературе: Достоверность исторического романа. — М.: Высшая школа, 1968). Занятие это изначально было бессмысленным: отход от реалий прошлого слишком велик. Мир этого романа — чисто фэнтезийный, и внешнее правдоподобие его исторического антуража (имена, географические названия, детали быта) не должно нас обманывать. Новгородцы и «нурманны» Иванова в такой же степени реальны, как эльфы и гоблины Толкиена.
Гораздо сложнее обстоит дело со следующим романом Иванова, вышедшим в 1961 г. Автору 59 лет; он уже зрелый мастер, и перед нами его opus magnum.
Иванов В.Д. Русь изначальная: Роман. Том 1. –– Худ. А. Зыков. –– М.: Молодая гвардия, 1961. –– 407 с., ил. –– Тираж 115.000 экз.
Иванов В.Д. Русь изначальная: Роман. Том 2. –– Худ. А. Зыков. –– М.: Молодаягвардия, 1961. –– 400 с., ил. ––Тираж 115.000 экз.
Писатель, увлечённый темой происхождения своего народа, пытается проникнуть силой мысли уже не в IX-й, а в VI-й век. На первый взгляд, это сложнее, но на самом деле здесь всякий решившийся изучать эпоху человек, пусть даже и дилетант, оказывается в положении более выгодном: он может опереться на аутентичные византийские источники. VI-й век — время расцвета византийской культуры, оставившей нам великолепные архитектурные памятники, шедевры мозаичного искусства, Кодекс Юстиниана и богатую литературную традицию. Талантливейший писатель той эпохи — конечно, Прокопий Кесарийский (а у него, между прочим, есть кое-какие сведения и о славянах). Все сочинения Прокопия давно переведены на русский язык; в 1950 г. появился ещё и новый перевод «Войны с готами».
Прокопий Кесарийский. Война с готами / Пер. С. П. Кондратьева. — М. Изд.-во АН СССР, 1950.
Сведения о славянах находятся здесь (Прокопий описывает одно из их вторжений в пределы Империи). Подозреваю, что именно эта книга, попавшая в руки Валентина Иванова, предопределила его интерес к VI-му веку. Со временем писатель проштудировал все сочинения Прокопия: содержание романа «Русь изначальная» не оставляет в этом никаких сомнений. К примеру, концепция личности Юстиниана заимствована Ивановым в готовом виде из «Тайной истории» Прокопия: она принята без каких-либо поправок и почти механически перенесена в роман. Иванов, прилежный читатель «Тайной истории», заинтересовался не только сведениями Прокопия, но и собственной его персоной. В результате византийский писатель выведен в романе как действующее лицо второго плана.
Кое-где у Иванова проскакивают и такие детали, каких Прокопий не сообщает, а между тем они историчны; следовательно, писатель изучал и других византийских авторов (или сочинения историков-византинистов). Вдобавок ко всему этому, в романе есть фраза, позволяющая заподозрить знакомство автора с Ипатьевской летописью (т. 2, с. 24:2). Подготовительная работа была проделана Ивановым громадная, исторические романисты редко знают источники на таком высоком уровне. Но из этого отнюдь не следует, что в романе «Русь изначальная» каждое слово — правда. Автору гораздо важнее концепция, и ради её торжества от охотно принесёт в жертву любые известные ему исторические факты. Особенно если речь идёт об исторических судьбах славянства. Это ключевая тема всего литературного творчества Иванова, здесь факты совершенно бесправны и будут жёстко корректироваться, вплоть до выворачивания наизнанку. А многочисленные пробелы в наших знаниях о раннем славянстве будут заполняться художественным вымыслом, направленным на формирование желаемой картины.
В романе «Русь изначальная», произведении зрелом, использован тот же приём противопоставления народов с разным менталитетом, что и в раннем романе «Повести древних лет». Раньше задача писателя была сравнительно простой: славяне и «нурманны» изображались как народности с разными системами ценностей, но, тем не менее, находящиеся на одном этапе общественно-политического развития. В новом романе всё сложнее: противопоставлены друг другу два мира, развитие которых шло разными темпами и привело к различиям стадиальным. Христианская Восточно-Римская империя, Византия, является зрелым классовым обществом, с острейшими социальными противоречиями и морально разложившимся высшим слоем, тлетворное влияние которого распространяется на все низшие слои населения, сверху донизу. Языческое славянское общество, представленное в романе малочисленным племенем «россичей», живущих вдоль реки Рось в среднем её течении, остаётся ещё на родовой стадии развития. Люди здесь исполнены патриархальных добродетелей и живут в гармонии с природой; без чрезмерных трудовых затрат они получают от неё решительно всё, что нужно не испорченному цивилизацией человеку. «Любо россичу вольно творить вольной рукой» (т. 2, с. 16). Единственная серьёзная проблема этого общества — отсутствие политического единства, что делает мирных славян чрезвычайно уязвимыми перед вечной угрозой со стороны Великой Степи, населённой воинственными кочевниками. Писатель попробовал вообразить, каким мог быть ответ раннего славянского общества на эту угрозу. На разработке возникшей у него идеи — не обязательно исторически верной, но чрезвычайно интересной — построены все «славянские» главы романа. У каждого племени, помимо родовых «градов», есть общая «слобода»: небольшая крепость с гарнизоном, который свободен от каких-либо забот о хлебе насущном и беспрерывно упражняется в воинском ремесле. Здесь правит железной рукой воевода; здесь проходят начальную военную подготовку все юноши из всех родов, составляющих племя.
Нумерация глав в двух томах романа общая, их 17; «византийские» чередуются со «славянскими», и автор нашёл способ навести мосты между двумя мирами. Уроженец Афин — человек бывалый, но неудачливый — в очередной раз влип в историю и вынужден бежать от имперских властей к славянам, на Рось. Выходец из славянского мира движется в прямо противоположном направлении: он одержим мечтой совершить «невозможное» и ради этого поступает в Константинополе на военную службу. Стихийный обмен этими релокантами происходит летом 531 г., за несколько месяцев до восстания «Ника» (начнётся оно 11 января 532 года, в воскресенье; эту важную дату романист не преминет сообщить в нужном месте читателям). Восстанию отведено четыре большие главы (5-я, 6-я, 7-я, 11-я), составляющие в совокупности четверть общего объёма романа, 215 страниц из 881. Для сравнения: у Прокопия рассказ о восстании занимает 6 страниц (считая по новейшему переводу в кн.: Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история / Пер., статья, коммент. А. А. Чекаловой. — (Серия «Памятники исторической мысли»). — М.: Наука, 1993); в научной монографии, где использованы, кроме рассказа Прокопия, ещё и другие византийские источники, глава «Ход восстания Ника» занимает 12 страниц (Чекалова А.А. Константинополь вVI веке. Восстание Ника. — М.: Наука, 1986). Талант Валентина Дмитриевича Иванова проявился в главах о восстании в полном блеске: он показал события в ярких художественных образах, в действии почти кинематографичном, но при этом исторически достоверно, максимально задействовав источники. Там, где какой-нибудь древний автор бегло роняет две-три фразы, романист разворачивает перед нами целую картину.
Ничуть не хуже, на мой взгляд, и другие «византийские» главы; но пора уже обратиться к «славянским». Я не буду пересказывать, что там происходит, но попробую обрисовать тот мир, в котором живут выдуманные Ивановым россичи. Это немногочисленное племя изображается наиболее продвинутым в военном отношении, но ни в чём ином от прочих славян не отличным.
«В каждом доме Поросья есть оружие, из поколения в поколение накопленное заботой хозяев. Есть привычка к оружию, есть любовь к нему» (т. 2, с. 16). Оружейный комплекс богат и разнообразен: копья, рогатины, мечи, сабли, секиры, ножи-засапожники. Лук и стрелы, причём превосходного качества: «хазарские луки слабее славянских» (т. 2, с. 25); стрела, пущенная из славянского лука, может пробить византийский панцирь (т. 2, с. 273). Щиты из вяза, двух видов: «длинный щит для пешего, круглый – для конного боя» (т. 2, с. 16). Круглые щиты не кулачные, как у позднейших викингов, а локтевые, с окованным железом краем и набитыми по полю железными бляхами (т. 1, с. 292). «Кованый» шлем (т. 2, с. 23) с кожаным подшлемником (т. 1, с. 292). Чешуйчатый доспех двух видов: кто победнее, у того из костяных пластинок; кто побогаче, у того из железных (такой подобает воеводе, т. 2, с. 20; с. 23). «Из копыт своих лошадей и диких тарпанов, из лобных костей быков, коров, туров вытачивались бляхи. Из них, из копытной роговины, из железных пластин так умели набрать чешую на доспехе, что лежала она, подобно рыбьей, — кожи не видно» (т.2, с. 16).
Мечи и сабли у россичей такого качества, что ими можно фехтовать. Есть сцена учебного боя:
— Пойдём позвеним-ка мечами.
Сняв рубахи, оба вышли во двор голые по пояс, каждый с двумя мечами. Обоерукие воины. Не каждый владел этим искусством. Заметив в Ратиборе хорошую способность к оружию, Всеслав сам обучил его.
Воевода был телом много мощнее, Ратибор ещё не вошел в полную силу мужчины.
В одну руку Всеслав взял росский меч, прямой, тяжёлый, заточенный с обеих сторон, длиной в полтора локтя, считая с рукоятью. В другую – хазарский меч, кривую саблю, тонкую, на четверть длиннее меча. Ратибор вышел с двумя хазарскими мечами.
Меряясь взорами, они встали на четыре шага грудь от груди. И оба всё забыли для заманчиво-опасной игры. <...>
(т. 1, с. 69)Уже 20 лет прозорливый воевода Всеслав готовится к «большому бою со Степью» (т. 2, с. 23), и в слободе россичей вошло в обычай жёсткое обучение молодёжи военному делу:
Росские слобожане... В латах-доспехах, чешуйчатых от нашитых на толстую кожу конских копыт, с мечом или секирой на перевязи, со щитом на левой руке, с копьём в правой, колчан и лук за спиной, а нож за сапогом, они учились ходить стаей, не разрываясь. Учились бегать одной стеной, поворачиваться, как один. Остановившись по приказу воеводы, передние сразу метали копья, за ними задние бросали свои. И, закрывшись щитами, обнажали мечи и бегом нападали все разом, все сразу, будто катилось одно многоголовое, многожальное чудо. В других слободах жизнь шла повольготнее.
Каждый, и мужчина, и женщина, умел ездить верхом, держаться в седле и без седла, править уздой. Воин должен уметь править только ногами, освободив руки для боя.
(т. 1, с. 67)Россичи славятся у соседних племён «искусством скакать не в седле, а стоя на скользком крупе коня, умением на размашистом скаку зубами подхватить из травы холщовую зепь-сумку, снять рожном копья подвешенное на рогульку колечко из ивового прутика, срубить, не сломав, воткнутую в землю ветку.
(т. 1, с. 388)Чем рубят воткнутую в землю ветку, не очень понятно, ибо шашка ещё не изобретена. Хазарской саблей? Не думаю, что она для этого годилась при тогдашнем качестве металла, но писатель настаивает на возможности в VI веке таких трюков: «рубили с коня тонкие ветки, чтобы отруб падал прямо» (т. 1, с. 400).
Для юношей племени россичей военная служба обязательна, и покинуть слободу они могут, лишь достигнув 23-летнего возраста (т. 2, с. 32). Не очень понятно, как они справляются с юношеской гиперсексуальностью. Может быть, их женят до службы в слободе, ведь во всех патриархальных обществах брачный возраст чрезвычайно низок? Но на это нет и намёка. Видимо, россичи всё-таки женятся поздно. Главному герою, Ратибору, в первых главах романа уже 20 лет, а он ещё не женат. Впрочем, этот персонаж вообще странноватый, с явными сексуальными девиациями (см. главы 1 и 2).
Брак у россичей строго моногамный: «Бог ромеев не позволил разлучаться мужчине и женщине, соединенным однажды. То же и у россичей» (т. 1, с. 384). Не удивляйтесь: у них такие жёны, с которыми не забалуешь! «Росская женщина умела поднять мешок зерна на пять-шесть пудов» (т.2, с. 50). Пуд, если кто забыл – 16 килограмм.
Общество славян земледельческое, причём у них, у каждого племени, уже развитое товарное хозяйство: зерно идёт на экспорт (см. главу 4, «Торжок-остров», 1-й абзац). Вообще торговля процветает: активно функционирует водный путь "из варяг в греки" (но пока без варягов, и, соответственно, без знакомого нам из «Повести временных лет» названия). Зато на днепровском острове, где идёт торг, можно встретить «ильменьцев» (да, в VI веке у озера Ильмень «тоже живут славяне», с. 166, и даже успели построить на его берегу «град», назвав его «Русса», т. 1, с. 167). Более редкие гости на Днепре – выходцы из Прибалтики («на берегу Холодного моря живут люди славянского языка, по названию пруссы», с. 166). Товары, привезённые славянами на «Торжок-остров», находящийся против устья реки Рось, раскупаются вездесущими греками. Не совсем понятно, правда, как они ухитряются проходить на своих больших торговых кораблях через днепровские пороги, хотя бы и во время половодья. Надо признать, впрочем, что романист этот острый момент описывает живо и убедительно (т. 1, с. 194-195). Здесь же происходит драматичный поворот в жизни одного из главных героев, и обеспокоенный его судьбой читатель не успевает удивиться тому странному обстоятельству, что порог на Днепре лишь один.
Живут славяне в укреплённых родовых «градах», застроенных в определённом порядке избами: никаких землянок и полуземлянок!
Кто видел один росский град, тот все видел. Такой же ров с тыном, из-за которого крыши не видать, такая же улица, те же глухие ограды с окнами-бойницами, грузные калитки, тяжёлые ворота.
(т. 1, с. 60)Общество славян, разумеется, доклассовое, несмотря на существование неких «князей-старшин». «Невелика их власть, ничто она по сравнению с вольностью рода. Род терпит власть старшего, пока хочет» (т. 2, с. 17).
Однако в этом доклассовом обществе существует развитая письменность:
... Не полагаясьна память, Всеслав разворачивает узкий свиточек кожи-пергамента и читает: взрослых мужчин у илвичей двенадцать сотен и сорок три человека, у каничей же — пять сотен и семьдесят восемь человек.
(т. 1, с. 93)Пергамент россичи умеют выделывать сами, «по ромейскому образцу» (т. 2, с. 275). Пишут и на бересте, и на папирусе; письмо алфавитное.
Пометив всё добро и все головы, разложив все палочки в своем порядке, старшие брались за гладкие дощечки, за тонкую бересту, за выменянный у греков папирус. Писцовыми палочками из свинца старшие записывали, чертя буковки, названия товаров, имена хозяев, количество купленных вещей и людей в семьях.
(т. 1, с. 377)Есть у славян и определённые географические представления о мире: где-то на краю земли «солнце ложится отдыхать в океан» (т. 1, с. 385; ср. с. 388, о «берегах Океана»).
О ближайших соседях сведений больше:
В низких приморских степях ещё есть хунны, силы в них былой уже нет совсем. Хазары же живут и ходят со стадами на восток от Днепра. Их земля степная намного дней пути будет.
Где-то там у хазар есть город Саркел, резиденция их верховного правителя, Хакана; летом 530 г. там побывало посольство императора Юстиниана (т. 1, с. 181; т. 2, с. 119-120). Хазары уже приняли иудаизм и презирают славян-язычников (т. 2, с. 45). На знамени одного из хазарских ханов «два золотых треугольника, наложенных один на другой», то есть символ, известный ныне как «звезда Давида» (т. 2, с. 62-63).
Всякий, кто мало-мальски интересовался VI-м веком и ранним славянством, увидит во всём вышеперечисленном много странного. А введение в роман хазар вызовет у такого продвинутого читателя в лучшем случае недоумение (если не возмущение): в VI веке даже духу этого народа ещё не было в причерноморских степях, и само имя хазар византийским писателям того времени ещё неизвестно. Есть подозрение, что хазары понадобились романисту как носители иудейской веры, отсюда и грубейший анахронизм (допущенный, конечно, вполне сознательно). Однако на фоне развёрнутого описания славянского мира этот анахронизм особо и не впечатляет: он не выбивается из общего ряда изумительного и невозможного. Да, славяне в самом деле существовали; общество их было доклассовым и земледельческим; но всё остальное, что мы узнаём о них из романа — плод разыгравшейся фантазии писателя. Выдумано буквально всё, без каких-либо исключений (кто не верит, пусть попробует обнаружить выше хотя бы один факт, подтверждаемый сведениями византийских писателей или данными археологии). И это отнюдь не ошибки, не погрешности против данных источников («византийские» главы доказывают, что источники писатель знал прекрасно). Славянский мир определённо изображается не по источникам, где выглядит весьма убого, а в пику источникам: их сведения идеологически неприемлемы. Романист великодушно дарит нам, потомкам славян VI века, не то прошлое, от которого мы происходим, а то, от которого, как ему кажется, мы хотели бы происходить. Не реальное, а желаемое прошлое. Мотив у него был, я полагаю, ложно-патриотический. Но сила писательского воображения столь велика, что невольно принимаешь правила игры и начинаешь следить за происходящим, игнорируя все отступления от реалий. О своих личных отношениях с этим романом я уже писал на Лайвлибе в «Историях», и не буду здесь повторяться.
Несмотря на мою любовь к исторической истине, которая, будем честны, Валентином Ивановым грубо растоптана, этот писатель мне глубоко симпатичен, и я всё ему прощаю. А тем, кто с его творчеством ещё не знаком, не советую откладывать. Если вы старше 12-ти лет, я готов поручиться, что читать про византийцев, славян и хазар вам будет гораздо интереснее, чем про эльфов, хоббитов и гномов.
37439
Цитаты
- Аноним18 августа 2025 г.
Но знаешь ли ты, что постоянно повторяемое действие, что привычки народов, делаясь обычаем, переходят в закон?
1140
Подборки с этой книгой
У истоков Руси
- 43 книги
"История от Руси до России"
- 1 047 книг
Книги моей домашней библиотеки
- 1 085 книг
Золотая летопись России
- 36 книг
Книги домашней библиотеки
- 1 087 книг
Другие издания
