Далекое близкое

И пришла же фантазия сделать художественный центр в Мюнхене! Климат отвратительный, хуже Петербурга. Вот уже пять суток идет беспрерывно мокрый снег и тает на грязной слякоти скучных улиц. Повсюду мертво, в семь часов вечера на улицах пусто. Все кругом так порядочно, уныло и однообразно… Не спасают, не веселят настроения даже два прекрасных здания-копии: греческие «Пропилеи» и флорентийский портик «лоджиа» пиаццы деи Синьории; не радует также и уцелевшая кое-где готика. Пиво, одно пиво составляет утешение – действительно бесподобное.

Идеи вековечны и глубоки только у гениальных авторов; но разве гениальность обязательна для всякого смертного?
Разве мы вправе требовать от всякого художника философского понимания явлений жизни, прощая ему даже небрежность и грубость выполнения? Нет более жалкого и бестактного явления, чем ограниченный человек, который пыжится выказать глубокую премудрость. Что может быть скучнее его поучений! Бездарным, холодным ремеслом - до искусства ему не подняться - он иллюстрирует популярные идеи, а рассудочные люди стараются возвеличить его за благие намерения - он-де служит идее общего блага.
Мне кажется, он опошляет даже самое это благо заурядным отношением к нему.

— Отчего же, скажите, Иван Николаевич, вы находите, что это лучше моих академических рисунков? — обратился я к Крамскому.
— Оттого, что это более тонко обработано, тут больше любви к делу; вы старались от души передать, что видели, увлекались бессознательно многими тонкостями натуры, и вышло удивительно верно и интересно. Делали, как видели, и вышло оригинально. (…) В академических ваших работах вы впадаете уже в общий шаблонный прием условных бликов и ловких штрихов, которых, я уверен, вы в натуре, на гипсе, не видите... Вот вам и школы и академии, — продолжал он, как бы размышляя. — А искусство живет и развивается как-то само, в стороне. Дай бог вам не испортиться в Академии. За академические премудрости почти всегда платятся своей личностью, индивидуальностью художника. Сколько уже людей, и каких даровитых, сделалось пошлыми рутинерами. Извольте-ка протянуть десять-двенадцать лет, и все под одними и теми же фальшивыми взглядами на дело! Что от вас останется!.. Ведь что обиднее всего — что художника-то и убивает в ученике Академия и делает его ремесленником!.. — сказал он со злобной горечью. — Нет, работайте-ка вы почаще сами, дома, у себя, да приносите показать.

— Видитe ли, Илья Eфимoвич,— cкaзaл aнгeльcки кpoткo Гapшин,— ecть в библии «Книгa пpopoкa Aггeя». Этa книгa зaнимaeт вceгo вoт этaкyю cтpaничкy! И этo ecть книгa! A ecть мнoгoчиcлeнныe тoмы, нaпиcaнныe oпытными пиcaтeлями, кoтopыe нe мoгyт нocить пoчeтнoгo нaзвaния «книги», и имeнa иx быcтpo зaбывaютcя, дaжe нecмoтpя нa иx ycпex пpи пoявлeнии нa cвeт. Мoй идeaл — Aггeй... И ecли бы вы тoлькo видeли, кaкoй oгpoмный вopox мaкyлaтypы я вычepкивaю из cвoиx coчинeний! Caмaя oгpoмнaя paбoтa y мeня -yдaлить тo, чтo нe нyжнo. И я пpoдeлывaю этo нaд кaждoй cвoeй вeщью пo нecкoлькy paз, пoкa нaкoнeц пoкaжeтcя oнa мнe бeз нeнyжнoгo бaллacтa, мeшaющeгo xyдожecтвeннoмy впeчaтлeнию...

Два типа гениев различаем мы в искусствах всякой эпохи. Первый гений - новатор, дающий начало новому виду искусства; он обладает свойством изобретателя и часто остается непризнанным. Это натура в высшей степени самобытная, с большими крайностями; он открывает эпоху. Второй гений - завершитель всесторонне использованного направления; натура многообъемлющая, способная выразить, в возможной полноте своего искусства, свое время; к оценке его накопляется большая подготовка - он ясен. Он заканчивает эпоху до полной невозможности продолжать работать в том же роде после него.