The Fault in Our Stars

Незадолго до Чуда, когда я лежала в интенсивной терапии и все шло к тому, что я сыграю в ящик, а мама повторяла: «Не стыдно и сдаться», и я старалась сдаться, но легкие продолжали требовать воздуха, мама прорыдала папе в грудь то, о чем я до сих пор жалею, что расслышала, и, надеюсь, мама никогда об этом не узнает. Она сказала: «Теперь меня никто не назовет мамой!» Это задело меня за живое.

На футболке был трафаретный принт знаменитого шедевра сюрреалиста Рене Магритта: он нарисовал трубу и подписал курсивом: "C'est n'est pas une pipe" ("Это не труба").

• Не понимаю я этой футболки, - сказала мама.
• Питер ван Хутен поймет, поверь. Он тысячу раз ссылается на Магритта в "Царском недуге".
• Но это же труба!
• Нет, не труба, - заметила я. - Это изображение трубы. Понимаешь? Любые изображения вещей имманентно абстрактны. Это очень тонко.

На каждого живого приходится по четырнадцать мертвых.

Все мы лишь побочные эффекты.

В этом мире мы не выбираем, будет нам больно или нет, но у нас есть возможность выбрать, кто именно сделает нам больно.

Funerals, I had decided, are for the living.

- А что, по-прежнему круто ходить в молл?

• Я очень горжусь своим незнанием того, что круто, а что нет, - ответила я.

Вселенная хочет, чтобы её замечали. Но ведь мы-то хотим, чтобы сама Вселенная нас замечала и чтобы ей было не плевать на то, что с нами происходит, - не с коллективной идеей разумной жизни, а с каждым отдельным индивидуумом.

- Нам надо куда-нибудь сходить или чем-нибудь заняться, - заявила я.

• Может "что-то" означает сразить в видеоигру со слепым, сидя на диване?