When God Was a Rabbit

— Я опять стал смертным. Самым обычным смертным. Теперь я ничего про себя не знаю, и мне страшно.

Когда рельсы вплотную приблизились к линии берега, мальчики взялись за пиво, а я тайком наблюдала за ними, надеясь обнаружить знаки расцветающей любви и общего будущего. Но паралич, поразивший их в тот момент, как они встретились вновь, похоже, еще не прошел, и их не соединяло ничего: ни общий дом, ни мечты, ни постель, ничего, кроме банки теплого пива, которую они передавали друг другу. Мои надежды не сбывались, и сердце ныло от разочарования.

На самом деле в его возбуждении не было ничего зловещего — им двигал просто его обычный энтузиазм, тот самый, что заставлял его будить нас, детей, посреди ночи, чтобы посмотреть его любимый вестерн или матч Мухаммеда Али, на глазах становящегося легендой. Его энтузиазм был фитилем, поджигающим наши сонные души; он неудержимо притягивал нас к нему тем летом; тем летом, когда погас свет.

Даже странно, как много значат для человека волосы.

Мы все успели привыкнуть к ее раку, да и сама она привыкла к нему или, по крайней мере, к размеренному чередованию курсов лекарств и химиотерапии и к тому, как они вот уже семь лет влияют на нее. Но невозможно привыкнуть к этой новой инфекции: к тому, что она делает с ее телом и как разрушительно влияет на дух.

Когда такси переехало Бруклинский мост (брат всегда просил водителя ехать этой дорогой), я открыла окно, впуская внутрь запах города, его шум, и почувствовала, как замирает сердце при виде всех этих огней, приветствующих, заманивающих меня, как заманили они миллионы других, явившихся сюда за другой жизнью. И мой брат был одним из них; его позвало сюда не золото, а соблазн анонимности, возможность забыть все приставшие за долгие годы ярлыки; возможность освободиться от прошлого и стать собой.

— Тому, кто знает, зачем жить, все равно как жить

вы выглядите точно так, как я себя чувствую

я старалась стать такой, какой он хотел меня видеть, но это было невозможно, потому что он хотел видеть не меня, а другую.