Избранные сочинения в двух томах. Том 1. Рассказы. Повести. Роман

В первом человеке все было волчье, так почему-то показалось Василисе. Лицо его узкое, глаза маленькие, глубоко сидящие, кожа серенькая, усы торчали клочьями, и небритые щеки запали сухими бороздами, он как-то странно косил, смотрел исподлобья и тут, даже в узком пространстве, успел показать, что идет нечеловеческой, ныряющей походкой привычного к снегу и траве существа. Он говорил на страшном и неправильном языке – смеси русских и украинских слов, – языке, знакомом жителям Города, бывающим на Подоле, на берегу Днепра, где летом пристань свистит и вертит лебедками, где летом оборванные люди выгружают с барж арбузы… На голове у волка была папаха, и синий лоскут, обшитый сусальным позументом, свисал набок.»

... Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистскими хищниками?
– Я воевать не пойду никуда, – вдруг хмуро гавкнул Шариков в шкаф.
Швондер оторопел, но быстро оправился и учтиво заметил Шарикову:
– Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учет необходимо взяться.
– На учет возьмусь, а воевать – шиш с маслом, – неприязненно ответил Шариков, поправляя бант. Настала очередь Швондера смутиться.
Преображенский и злобно и тоскливо переглянулся с Борменталем: «НЕ УГОДНО ЛИ-С, МОРАЛЬ». Борменталь многозначительно кивнул головой.
– Я тяжко раненный при операции, – хмуро подвывал Шариков, – меня вишь как отделали, – и он указал голову. Поперек лба тянулся очень свежий операционный шрам.
– Вы анархист-индивидуалист? – спросил Швондер, высоко поднимая брови.
– Мне белый билет полагается, – ответил Шариков на это.