Та, которой не стало

Вступая в брак, думаешь, что женишься на женщине, а женишься на целой куче родственников со всеми их историями.

В детстве он так представлял себе чистилище: долгое ожидание в тумане, долгое, томительное ожидание.

Она недоумевала, отчего он [Равинель] иногда раздраженно расхаживает по дому, засунув руки в карманы. «Что с тобой, милый? Давай сходим в кино?.. Если тебе скучно, скажи». Но нет, ему было не скучно, куда хуже! Ему было тошно вот правильное слово. Теперь он знает – это неизлечимо. Это хроническое заболевание. Тошно жить на свете. И никакое лечение тут не поможет.

Туман не заглушает шаги.

Некоторым людям нестерпимо видеть счастье других.

Может, любовь-то как раз и вводит нас во внутренний мир другого человека.

Между живыми и мертвыми разницы никакой. Чувства наши грубы, и мы обычно воображаем, будто мертвые далеко, верим в существование двух миров. Ничего подобного! Они тут, эти невидимки, на нашей грешной земле. Они вмешиваются в нашу жизнь, пекутся о своих делах.

Ведь в любом замысле есть успокоительная неопределённость. Ты властен над ним. Будущее нереально.

«Ничего я такого не сделал!» А раз он ничего не сделал, то и не раскаивается. В чем ему раскаиваться? В конце концов ему пришлось бы сожалеть о том, что он такой, как есть. А это сущая бессмыслица.

Он никак не может себя убедить, что совершил преступление. Преступление — так ему всегда казалось и кажется по сей день — вещь чудовищная! Надо быть кровожадным дикарем. А он вовсе не кровожаден. Он органически не способен схватиться за нож… или нажать на спусковой крючок револьвера.