Последний из праведников

Ведь богатые испытывают сострадание только к себе подобным, верно же?

Но нередко, особенно но вечерам, мне кажется, будто Эрни Леви, который умер шесть миллионов раз, все еще жив, хоть я и не знаю, где… Вчера, когда меня трясло от отчаяния посреди улицы, живительная капля сострадания упала сверху мне на лицо: но в воздухе не было ни ветерка, в небе — ни тучки… Ничего. Только чье-то присутствие.

Да возвеличится. Освенцим. Имя твое. Майданек. Предвечный. Треблинка. Да возвеличится. Бухенвальд. Имя твое. Маутхаузен. Предвечный. Белжен. Да возвеличится. Собибур. Имя твое. Хелмно. Предвечный. Лопари. Да возвеличится. Терезин. Имя твое. Варшава. Предвечный. Вильнюс. Да возвеличится. Скаржиско. Имя твое. Берген Бельзен. Предвечный. Янув. Да возвеличится. Дора. Имя твое. Ноенгамме. Предвечный. Пусткув. Да возвеличится.

Но тишина длилась недолго: ее сменила молитва. Сначала робкая, как ручеек, она переросла в бурный поток, в грозную лавину, неудержимую в своем величии: и эта поэма, созданная евреями, которые вот уже две тысячи лет не держали в руках меча, не имели ни миссионерских империй, ни цветных рабов, эта древняя поэма любви, которую они начертали своей кровью на заскорузлой поверхности земли, пройдя сквозь дым пожарищ и костров своей еврейской истории.

Мы шли и шли через безводные пустыни и красное от крови море, утопая в горьких и соленых слезах. Мы очень стары. Мы все еще идем. Мы так хотим наконец прийти.

— Брат мой, — прошептал он с едва уловимым оттенком сожаления в голосе, — прав ты, а не они: очень важно давать… — Он сделал паузу и улыбнулся смелее, - …когда у самого ничего нет.

Эрни испытал знакомое чувство, которое не раз уже в жизни испытывал: его подавляла и ошеломляла невероятная способность человека сотворить страдания из ничего или почти из ничего.

Речь его — ощетинившаяся колючками ночь.

Еще через неделю старый рабочий в спецовке уступил ему место в метро.
— Потому что они тоже люди! — крикнул он, гневно оглядев окружающих. — Разве человек выбирает себе материнское чрево!

Рано поутру немецкие машины гнали всех с дороги на тротуар, и мы увидели, как мимо нас на полной скорости промчался автобус с еврейскими детьми. У всех были звезды нашиты. Рожицы к окнам прилипли и смотрели на нас… а ногтями они все скребли и скребли стекла, будто выйти хотели… Лиц различить я не мог, но у всех были такие глаза, каких я прежде никогда не видел и не приведи Господь увидеть снова.