Л. Н. Толстой. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1

Он хорошо управлял полком и именно оттого хорошо, что главные силы его были направлены на мечты и он отдавал службе только ничтожное, небрежное, механическое внимание. Не слишком много усердия, оттого и хорошо было, как и всегда бывает.

Его любили, называли наш князь, любили не за то, что он был ровен, заботлив, храбр, но любили, главное, за то, что не стыдно было повиноваться ему.

Она чувствовала себя размягченной и разнеженной. Ей хотелось припасть к кому-нибудь, ласкаться и любить…

…большинство людей только притворяется, а не живет.

Жюли было 27 лет. Она думала, что она не только так же, но гораздо больше привлекательна теперь, чем была прежде. Она была, действительно, во-первых, потому, что она была богата, во-вторых, потому, что чем старее она была, тем безопаснее она была для мужчин и тем свободнее была с ними.

Князь Николай Андреевич умышленно переменял разговор; в последнее время он не мог говорить о Бонапарте, потому что он постоянно о нем думал. Он начинал не понимать в этом человеке. После того как он в прошлом году женился на дочери австрийского кесаря, старый князь не мог уже более уверенно презирать его, не мог и верить в его силу. Он не понимал, терялся в догадках и был смущен, когда говорили о Бонапарте.

– Читали вы ноту, посланную к дворам и отстаивающую права герцога Ольденбургского? – сказал Ростопчин с досадой человека, видящего, что дурно делается то дело, которым он сам прежде занимался.

Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли – Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, – была здесь и виделась с ней каждую неделю. Она вспомнила, как старый эмигрант отказался жениться на даме, у которой он проводил вечера, потому что «где же тогда проводить свои вечера».

Жюли находилась в том периоде стареющей светской барышни, которая чувствует, что вот наступил последний шанс замужества – и теперь или никогда.

Старый князь постарел в этот год и по наружности, и по самому грустному признаку старости, неожиданным засыпаниям, забывчивости ближайших по времени событий и памятливости к давнишним и, главное, по тому детскому тщеславию, с которым князь принимал роль главы оппозиции и московские овации.