Сага о Форсайтах. Т. 3: Пробуждение. Сдается внаем

Сердце его колотилось, было больно. Жизнь с ее любовью, трудом, красотой, с ее болью - и конец! Доброе время; прекрасное время, несмотря ни на что; прекрасное, пока не пожалеешь, что родился на свет. Жизнь изнашивает тебя, но не научает желать смерти - вот в чем коварство. Сердца лучше бы не иметь!

Собственность, красота, чувство - все только дым! В наши дни не должно быть никакой собственности, даже собственных чувств. Они стоят поперек пути... в ничто!

Дома в причудливом наряде сидела она на окне, готовая в своей отваге спалить крылья о свечу жизни, - между тем как мотыльки, рвущиеся к лампе на ее туалетном столике, крылом задевали ее щеку, не зная, что в доме Форсайта не бывает открытого огня.

Любовь наполняла его душу, любовь юноши к девушке, любовь, которая так мало знает и так много таит надежд, которая ни за что на свете не спустится с высот и должна превратиться со временем в сладкое воспоминание, испепеляющую страсть, скучный брак или, единожды на много случаев, - в сбор винограда, обильного и сладкого, с румянцем заката на гроздьях.

Бывают дома, чьи души отошли в сумрак времени, оставив тела в сумраке Лондона.

"Как глупы старики, когда воображают, будто могут судить о чувстве молодых!" (с.)

— Ох, все это я знаю. Но людям нельзя помочь, Джон; они безнадежны. Только их вытащат из ямы — они тотчас лезут в другую. Смотри, они все еще дерутся, строят козни, борются, хотя ежедневно умирают кучами. Идиоты!
— Тебе их не жалко?
— Жалко? Конечно, жалко, но я не намерена из-за этого страдать: что в том пользы?

Манеры, вкус и достоинство — этого больше нет: все смешалось в толчее громадной, безобразной, пропахшей бензином галерки.

Nobody can spoil a life, my dear. That´s nonsense. Things happen, but we bob up.

Какая петля и какие препятствия! И тяга к будущему, живое презрение к минувшему - то, из чего образуется активное начало, - заговорили в сердце женщины, всегда считавшей, что то, что хочешь сам, важнее того, чего не хотят другие.