Солярис. Эдем

Я выпил сок, он показался мне немного солоноватым, но я не придал этому значения.

— О чем же нам говорить, если ты не хочешь говорить о Земле? — спросил я, когда Хэри погасила свет.
— Ты женился бы, если бы меня не было?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда.
— Почему?
— Не знаю. Десять лет я прожил один и не женился. Не надо об этом, дорогая...

В голове шумело, словно я выпил бутылку вина.

— Нет, давай поговорим, давай. А если бы я тебя попросила?
— Чтобы я женился? Глупости, Хэри. Мне никто не нужен, мне нужна только ты.
Хэри склонилась надо мной. Я ощущал ее дыхание на своих губах, она так крепко обняла меня, что невероятная сонливость на мгновение прошла.
— Скажи об этом иначе.
— Я люблю тебя.
Она уткнулась головой в мое плечо, я почувствовал, как дрожат ее веки, Хэри плакала.
— Хэри, что с тобой?
— Ничего. Ничего. Ничего, — повторяла она все тише. Я пытался открыть глаза, но они сами закрывались. Не знаю, когда я заснул.

— Ты женился бы, если бы меня не было?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда.
— Почему?
— Не знаю. Я был один десять лет и не женился. Не будем об этом говорить, дорогая…
У меня шумело в голове, будто я выпил по крайней мере бутылку вина.
— Нет, будем, обязательно будем. А если бы я тебя попросила?
— Чтобы я женился? Чушь, Хари. Мне не нужен никто, кроме тебя.
Она наклонилась надо мной. Я чувствовал её дыхание на губах, потом она обняла меня так сильно, что охватывающая меня неодолимая сонливость на мгновение отступила.
— Скажи это по-другому.
— Я люблю тебя.

– Но ты же психолог, Кельвин! – прервал он нетерпеливо. – У кого не было когда-нибудь такого сна? Бреда? Подумай о... о фетишисте, который влюбился, ну, скажем, в грязный лоскут; который, рискуя шкурой, добывает мольбами и угрозами этот свой драгоценный омерзительный лоскут... Это, должно быть, забавно, а? Который одновременно стыдится предмета своего вожделения, и сходит по нему с ума, и готов отдать за него жизнь, поднявшись, быть может, до чувств Ромео к Джульетте. Такое бывает. Известно ведь, что существуют поступки... ситуации... такие, что никто не отважится их реализовать вне своего воображения... в какой-то один момент ошеломления, упадка, сумасшествия, называй это как хочешь. После чего слово становится делом. Это все.