Жгучая тайна

Впервые он понял, что в жизни есть вещи, о которых он никогда не задумывался, что все окружающие предметы, которые он держал в руках, которыми он играл, имели каждый свою стоимость, свои особый вес. Он, еще час тому назад мнивший себя всезнающим, оказывается, проходил без внимания мимо тысячи тайн и загадок; и он со стыдом признавался себе, что его убогая мудрость споткнулась уже на первой ступени при входе в жизнь. Все сильнее робел он, все короче становились его неуверенные шаги по пути к станции. Как часто он мечтал о таком побеге, мечтал окунуться в жизнь, стать императором или королем, солдатом или поэтом – а теперь он нерешительно смотрел на маленькое светлое здание вокзала и думал только об одном: хватит ли ему двадцати крон, чтобы добраться до бабушки? Рельсы, блестя на солнце, убегали вдаль. Вокзал был пуст. Эдгар робко подошел к кассе и шепотом, чтобы никто не слышал, спросил, сколько стоит билет до Бадена. Удивленное лицо выглянуло из темного окошечка, два глаза улыбнулись из-за очков застенчивому мальчику.

Его самоуверенность поразила ее.
– Эдгар, что с тобой? Отчего ты так переменился? Я просто не узнаю тебя. Ты был всегда умным, послушным мальчиком, с тобой всегда можно было договориться. И вдруг ты ведешь себя так, будто бес в тебя вселился. Что ты имеешь против барона? Ты ведь очень любил его. Он был всегда так мил с тобой.
– Да, потому что он хотел познакомиться с тобой.
Она смутилась. – Вздор! Что ты выдумываешь? Откуда у тебя такие глупые мысли?
Мальчик вспыхнул:
– Он лгун, он фальшивый человек. Во всем, что он делает, только подлый расчет. Он хотел с тобой познакомиться, потому он подружился со мной и обещал мне собаку. Не знаю, что он обещал тебе и почему он с тобой дружит, но и от тебя он чего-то хочет. Верно, верно, мама. А то он бы не был так вежлив и любезен. Он плохой человек. Он врет. Посмотри на него хорошенько. Какой лживый у него взгляд! Ненавижу его, он лгун, он негодяй…
– Эдгар, можно ли так говорить! – Она смешалась и не знала, что ответить. Совесть ей подсказывала, что мальчик прав.
– Да, он негодяй, в этом я уверен. Разве ты сама не видишь? Почему он боится меня? Почему прячется от меня? Потому что знает, что я вижу его насквозь, что я раскусил его, негодяя!
– Как можно так говорить, как можно так говорить! – Мысль ее не работала, бескровные губы машинально повторяли одни и те же слова. Ей вдруг стало нестерпимо страшно, и она не знала, кого она боится – барона или мальчика.

– Марш! Пиши сейчас же. Или…
– Или что?.. – с вызовом спросил он.
– Или я высеку тебя, как маленького ребенка.
Эдгар, насмешливо улыбаясь, сделал шаг к ней. И тут же почувствовал ее руку на своем лице. Эдгар вскрикнул. И, как утопающий, который судорожно бьет руками, ничего не сознавая, кроме глухого шума в ушах и красных кругов перед глазами, он кинулся на нее с кулаками. Он ощутил что-то мягкое, вот ее лицо, услыхал крик…
Этот крик вернул ему сознание. Он пришел в себя и понял всю чудовищность своего поступка. Он бил свою мать! Страх овладел им, и стыд, и ужас, неудержимое желание убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы не встречаться с ней взглядом. Он бросился к двери, сбежал с лестницы, выскочил на улицу – скорей, скорей, будто за ним гналась целая свора собак.

Он побежал к лесу и там, в спасительном сумраке, где его никто не видел, дал волю слезам. – Лжецы, собаки, обманщики, подлецы! – Ему казалось, что, не выкрикни он эти слова, они задушат его. Гнев, нетерпение, досада, любопытство, беспомощность и обиды последних дней, подавляемые незрелой волей ребенка, возомнившего себя взрослым, вырвались наружу и излились слезами. Это были последние слезы его детства, в последний раз он плакал навзрыд, как плачут женщины, с наслаждением и страстью. Он выплакал в этот час неистового гнева и доверчивость, и любовь, и простодушное уважение – все свое детство.
Мальчик, вернувшийся в гостиницу, был уже не тот, который плакал в лесу. Он не волновался и действовал обдуманно. Прежде всего он пошел к себе в комнату и тщательно вымыл лицо и глаза, не желая доставить им удовольствие видеть следы его слез. Затем он разработал план, как свести с ними счеты.

Невозмутимо, как будто он попал сюда случайно, Эдгар вышел из-за дров. Очень спокойно, очень медленно подходил он к ним, чтобы вдоволь насладиться их смущением. Увидев Эдгара, его мать и барон обменялись недоуменными взглядами. Не спеша, точно его участие в прогулке разумелось само собою, он подошел к ним, не спуская с них насмешливого взора. – А вот и ты, Эди, мы тебя искали, – проговорила мать. «Врет! Как ей не стыдно», – подумал мальчик. Но губы его не разомкнулись. Тайну ненависти он крепко держал за стиснутыми зубами.

Оба они понимали, что мальчик издевается над ними. Но они не решились ничего сказать, так безукоризненно этот маленький тиран за два дня научился владеть собой. Ни один мускул на его лице не выдал злой иронии. Не проронив ни слова за весь длинный путь, они повернули обратно. Когда мать с сыном остались одни в ее комнате, она все еще не могла успокоиться. По тому, как сердито она бросила зонтик и перчатки, Эдгар сразу заметил, что она до крайности раздражена и только ищет, на чем сорвать гнев; но он добивался взрыва и нарочно не уходил, чтобы еще больше разозлить ее. Она прошлась взад и вперед по комнате, села, побарабанила пальцами по столу, потом опять вскочила. – Какой ты растрепанный, грязный. Постеснялся бы людей! Ведь ты уже не маленький! – Не возразив ни слова, мальчик подошел к зеркалу и причесался. Это молчание, это упрямое, холодное молчание с издевательской усмешкой на губах приводило ее в бешенство. Больше всего ей хотелось высечь его. – Иди в свою комнату! – вне себя крикнула она, не в силах больше выносить его присутствие. Эдгар улыбнулся и вышел.

Он, как ни в чем не бывало, без возражений последовал за матерью. Но дойдя до двери, он вдруг поднял глаза. И в эту секунду он поймал улыбающийся взгляд матери, брошенный через его голову в сторону барона, – взгляд, изобличавший тайный сговор. Итак, барон предал его. Вот почему мать так рано уходит – они решили сегодня рассеять его подозрения, чтобы он не мешал им завтра.
– Негодяй, – пробормотал он.
– Что ты говоришь? – спросила мать.
– Ничего, – процедил он сквозь зубы. И у него теперь есть своя тайна. Имя ей – ненависть, безграничная ненависть к ним обоим.