Геральт: Последнее желание. Меч Предназначения. Кровь эльфов. Час Презрения

У денег нет родины, Геральт. Купцам без разницы, под чьим правлением деньгу зашибать. А нильфгаардскому палатину без разницы, из кого он будет выколачивать налоги и подати. Мертвые купцы денег не куют и налогов не платят.

Придет Час Презрения, древо сбросит листву, почки завянут, сгниют плоды и прогоркнет зерно, а долины рек вместо воды покроются льдом! И грядет Белый Хлад, а за ним Белый Свет, и мир умрет в пурге.

Единственное, что существует, с чем приходится считаться, что имеет значение, это страх. Страх в обличье чёрного рыцаря с украшенным перьями шлемом, рыцаря, застывшего на фоне кроваво-красной стены бушующего пламени.

– Цири, что ты делаешь?
— Не смейся. У меня же веко дрожит!
— Немножко раскрой рот, дрожать перестанет. Видишь? Готово.

Дай-ка я разотру. Закрой глаза. А теперь открой.
— О-о-о!
— Чувствуешь разницу? Чуточку теней не помешает даже таким красивым глазкам, как твои. Эльфки знали, что делали, когда придумывали тени для век.

Есть ещё в мире ум? Или остались лишь подлость и презрение?

Ложь тем отличается от истины, что непременно становится явью.

— У тому й полягає роль поезії, Цірі. Говорити про те, про що інші мовчать.

- ты циник, свинтус, бабник и лжец. И ничего, прверь, ничего сложного в тебе нет.

«Предназначения не существует, – подумал он. – Не существует. Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть – второе острие обоюдоострого меча. Одно – это я. А второе – смерть, идущая за мной по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири».

– Я – твое Предназначение! – донеслось до него с вершины холма, тихо, отчаянно.