Исповедь. О жизни

Когда оно [незнание] не знает чего-нибудь, оно говорит, что глупо то, чего оно не знает.

Что же должен делать человек? Он должен точно так же добывать жизнь, как и животные, но с тою только разницей, что он погибнет, добывая ее один, - ему надо добывать ее не для себя, а для всех.

Искусство есть украшение жизни, заманка к жизни.

То, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; а как только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли.

Хотя я и видел то, что во всем народе меньше было той примеси оттолкнувшей меня лжи, чем в
представителях церкви, я все-таки видел, что и в верованиях народа ложь примешана была к
истине.
Но откуда взялась ложь и откуда взялась истина? И ложь и истина переданы тем, что называют церковью. И ложь и истина заключаются в предании, в так называемом священном предании и писании.

Утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому.

Самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести.

Сколько раз я завидовал мужикам за их безграмотность и неученость.

Я желал всеми силами души быть в состоянии слиться с народом, исполняя обрядовую сторону его веры; но я не мог этого сделать. Я чувствовал, что я лгал бы перед собой, насмеялся бы над тем, что для меня свято, если бы я делал это.

Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь, и что для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас, паразитов жизни, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей.