Превращение. В исправительной колонии. Новеллы из сборников "Сельский врач" и "Голодарь". Новеллы из наследия

Человеческое существо, будучи по своей сути легковесным и подобным взлетающей пыли, не терпит никакой привязки; если оно к чему-нибудь само себя привяжет, то очень скоро начнёт бешено дергать свои оковы и разрывать в клочья себя, стену и цепи.

Gregor machte nun unmittelbar bei der Wohnzimmertür halt, entschlossen, den zögernden Besucher doch irgendwie hereinzubringen oder doch wenigstens zu erfahren, wer es sei; aber nun wurde die Tür nicht mehr geöffnet und Gregor wartete vergebens. Früh, als die Türen versperrt waren, hatten alle zu ihm hereinkommen wollen, jetzt, da er die eine Tür geöffnet hatte und die anderen offenbar während des Tages geöffnet worden waren, kam keiner mehr, und die Schlüssel steckten nun auch von außen.

Когда вас изводит сильный мира сего, нужно даже в самом безнадежном случае притвориться, будто уступаешь ему.

Обманут! Обманут! Послушался ложной тревоги моего ночного колокольчика — и дела уже не поправишь!

Никто не станет читать то, что я тут пишу, никто не придет меня спасти, а если бы и была поставлена задача спасти меня, все равно двери всех домов оставались бы на запоре, на запоре все окна, все люди лежали бы в постелях, натянув одеяла на головы, вся земля представляла бы собой мирный ночлег.

Дело в том, что любые нелепости нашей жизни легко можно обосновать, и чем нелепее нелепости, тем обосновать их легче.

Как наэлектризованные, эти маленькие красные яблоки катались по полу и сталкивались друг с другом.

Я прибыл. Кто встретит меня?

Я совсем молод, и дела у меня сами идут. Я не жалуюсь, я не жалуюсь.

Пение сирен пронизывало все, и страсть соблазненных смахнула бы и не такие помехи, как цепи и мачта.