
Дебют известных и знаменитых писателей
jump-jump
- 3 010 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Ежегодно в преддверии победных праздничных майских дней я читаю книги о Великой Отечественной войне. Читаю потому, что воевал мой дед по матери, читаю потому, что воевал мой 17-18 летний отец, читаю потому, что уже после войны родной брат отца подорвался на мине, читаю потому, что с детства приучен чтить память об этой войне (не Второй Мировой, а именно Великой Отечественной)... В прошлом году это были книги писателя-фронтовика Виктора Астафьева. В этом году я выбрал для чтения книгу-дневник Анны Франк, счастливо совпавшую выбором ещё и потому, что она у меня была в подборке книг Флэшмоба 2013. И по договорённости с Ольгой-Хойти Clickosoftsky затеяли с ней мини-флэшмоб на двоих, уговорившись прочесть книгу В.М. Санина "Когда я был мальчишкой". Других отчётливых планов читать что-то ещё в голове не было... Но вот пришёл черёд прочесть ещё одну Флэшмобовскую (2013 года) книгу с таким вот причудливым и необычным названием.
"Ангелова кукла" — хмыкнул я недоверчиво, открывая первую страницу, — записки рисовального... так-так..." — думал я, вчитываясь в практически сами собой бегущие перед глазами строки. И знаете, что я вам скажу — это одна из самых-самых военных книг о той проклятой войне. Войнее которой разве что насквозь военная астафьевская "Прокляты и убиты", да ещё некрасовская "В окопах Сталинграда". Хотя ни единой строчки непосредственно про военные действия вы в этой небольшой, но такой объёмной и неохватной книге не найдёте. Здесь всё больше про шантрапу да про шушеру всякую, да про увечных и обезноженных, да про нищих, про портовых шлюх и кладбищенских завсегдатаев разного разлива, здесь про тех, кто вернулся с войны не весь, не целиком, а в 3/4 да в 2/3 себя бывшего, довоенного. Про тех, кто стал народом-победителем и в итоге получил потом от власти бесплатный казённый билет в один конец — в индом да в приют — доживать и не болтаться безногим и безруким укором всем остальным, оставшимся целыми и невредимыми, но прежде всего власти. Эта книга рисует нам войну и военные картинки с совершенно другого ракурса, всё равно как если бы любители сказок после строк про честной пир да свадебку вдруг обнаружили бы потом в своей сказке совсем несказочные главы про повседневный быт молодожёнов, про рутину стирки-готовки-кормления детей и прочего, из чего и состоит на самом деле настоящая жизнь. Это самая военная из всех невоенных книг! Которая перевернёт все наши представления о том, что было после победного 9 мая 1945 года — 10, 11... мая... 1946... 47... 52... 54...
Вторая ипостась этой книги — она без прикрас и без умолчаний показывает нам истиное лицо Страны Советов в послепобедные годы, делая некий акцент на судьбах многочисленных голодных и холодных, и потому выбравших именно это древнее женское ремесло женщин, девушек и девчонок. Да-да-да, речь идёт именно о судьбах разного рода продажных женщинах разного возраста, только не нужно ожидать и искать в книге разного рода натурализм или похабень в описании плотских утех и прочих их профессиональных навыков — ничего этого здесь нет. Просто читатель узнает, как устроен мир ещё и с этой стороны жизни.
Отдельное место в повествовании занимают разного рода театральные рассказы, рассказки и зарисовки автора, поскольку его герой, его книжное альтер-эго служит в театрах города Питера декоратором и художником-оформителем. И потому все эти рассказы в этой части имеют то или иное отношение к театру. Но сам театр здесь опять-таки всего лишь как повод, повод побродить вместе с автором и его ГГ по старому дореволюционному и затем предвоенному Питеру, познакомиться с чередой и вереницей людей "бывших", уже "потраченных и израсходованных" жизнью и советским образом жизни. Ни в какой другой книге я таких историй пока ещё не встречал...
И, наконец, автор тащит нас с собой в странствия по районам российского Севера и Северо-запада — по Вологодчине и архангельским городкам и деревням, тащит в мою почти что уже родную Новгородчину. Тащит не просто так — поболтаться да позлословить про устройство жизни (скорее тогда уж про НЕустройство), а опять-таки чтобы познакомить читателя с яркими образчиками люда искони русского, славянского (разве что иной раз разбавленного вепсами да прочими финно-угорцами).
За последние год-два это пожалуй самое сильное впечатление от книг подобного рода. И на ум ничего другого, кроме как книги Буйды, и не приходит. Так что читайте, читайте и не сомневайтесь — это я обращаюсь к тем, кто любит и читает русскую современную литературу. Прочие же... решайте сами.

Интересная оказалась книжка, наполненная рассказами - воспоминаниями одного не простого художника. Родился автор незадолго до второй мировой войны у русского инженера и полячки. Родителей репрессировали, а его отправили в детский дом, куда то на север с эвакуацией. Оттуда он благополучно бежал в направлении родного Петербурга, тогда ещё Ленинграда. Его ловили, устраивали снова в деддома, он снова бежал и так потихоньку добрался до родины. И что самое удивительное, мать его к тому времени выпустили на свободу и они с ней даже встретились и снова вместе стали жить.
На пути он повстречал очень много разных людей. Образы в его рассказах колоритные, что не человек, то диковинка. Это и загубленные революциией, и искалечкеные войной, и люди живущие в послевоенные голодные годы .
"...Человек - это звучит больно."
Но у всех его героев есть душа и есть свой смысл в жизни и своё предназначение. И вот сейчас оглядываясь на прочитанное понимаю, что все герои его рассказов люди не плохие. Необыкновенные? Да, но хорошие.
Пишет автор обо всем не стесняясь , и об обрубках коими война сделала молодых совсем людей и о любви, да такими словами, что передают эту самую любовь каждому до сердца
"...— Не знаю, как тебе, Анюта, а мне подфартило к концу житухи. Наградила она меня тобою, покрыла твоей добротой. Правда, уже не тот я стал работничек по всяким действиям, как раньше.
— Степушка, татик ты мой севериновый, перкуша ненаглядная, — ласкала Анюта своего старого вора, ловко мешая русский язык с родным чухонским. — Лунь-пойка мой любимый, достаешь ты меня так, что и молодому не снилось..."
А ещё он подмечает детали, доступные для понимания только взгляду художника или как он сам себя называет рисовального человека. Вот к примеру одно из таких:
"...Открыла мне дверь высокая старуха с довольно жестко прорисованным лицом – видать, где-то когда-то начальствовала."
Много тут о послевоенном Питере, о народе обитавшем в нем в пятидесятых. Сам он называет это Островным фольклором . Тут и "Невские дешевки " и юродливые и бывшие фронтовики и воры.
Очень зацепил и тронул душу рассказ про Васю Петроградского, об этом неунывающем человеке, оставшимся без ног в войну , о том что он не только не унывал сам, но и не давал унывать другим, оставшимся без рук и ног инвалидам "обрубкам", и создал единственный наверное в мире хор "самоваров" так их тогда называли.
Легенды, а не люди, встречаются нам на страницах этой необычной и замечательной книги.
До слез грустно было читать про слепцов, зарабатывающих на отпеваниях усопших Платона и Платониду, про добрейший души
Куровода, дрессировщика курочек.
Вся книга пропитана любовью и уважением к людям, к России, особенно к её дореволюционному прошлому. С особой теплотой автор рассказывает о русском севере по которому суждено ему было хаживать в творческих поисках.
Книга очень эмоциональная, не помню чтобы сборник рассказов производил такое неизгладимое впечатление и так хорошо доносил мысли и отношение автора к жизни в России.
Книга прекрасная, не смотря на сложности описываемого времени не депрессивная, светлая дающая надежду и веру в будущее.
Всем рекомендую к прочтению.

У нас в семье существовала легенда, что дядька мой сидел. Отголоски этой легенды долетели до меня в малолетстве, но поскольку от детей в моей семье, как и во многих других, скрывали самое интересное, узнать подробности никак не удавалось. Сам дядька на сидельца походил мало: весёлый, безалаберный, не дурак выпить, любитель всякой западной музыки, о которой мало кто тогда знал. Правда, у дядьки была татуировка, но на блатную она походила мало. Спросить человека в глаза, сидел ли он в тюрьме и по какому поводу, было всё же неловко. Теперь мучаюсь любопытством, а узнать больше не у кого.
Выросла я на московской окраине, так что с московской шпаной знакома не понаслышке. И с детства усвоила, что шпана эта не слишком отличается от прочих граждан, просто любит форсить и живёт по своим, особым, законам. Временами кого-нибудь из соседей забирала милиция – за мелкое хулиганство или тунеядство. Это активно обсуждалось всем двором. Весело, в общем, жили.
У Кочергина всё мрачнее, но тут и время посуровее, и блатные покруче. Читать больно и жутковато, хотя автор пишет без надрыва и даже временами с юмором. Но лично мне про учителей художественной школы было интереснее, чем про воровские законы. Тем более, военрук у нас был – один в один, только звали его не Пáнтели (от «понимаете ли»), а Искоштаиратак (от «я скажу так»).
Помимо барыг, щипачей и прошмандовок, а также колоритных «несоветских» советских педагогов героями Кочергина становятся бывшие герои войны. Кто сказал, что бывших героев не бывает? В нашей стране – запросто. Война окончена – забудьте. Это там, в окопах, вы что-то из себя представляли, там ваша жизнь была подвигом, а теперь вы просто инвалиды, бродяги, алкоголики, нарост на теле общества. Жёсткая книга. Жесткая, неудобная правда. Та, о которой стараются не вспоминать любители устроить маленькую победоносную войну. Народу у нас много и "мы за ценой не постоим".










Другие издания


