"И судимы были мертвые"

О, глаза значительная вещь. Вроде барометра. Все видно у кого великая сушь в душе, кто ни за что, ни про что может ткнутьноском сапога в ребра, а кто сам всякого боится.

Сконфуженная Торопецкая повесила трубку и сказала:

• Из-за вас я нахамила не тому, кому следует!

— Во-первых, — перебил и его Филипп Филиппович, — вы мужчина или женщина?

Просто растает снег, взойдет зеленая украинская трава, заплетет землю… выйдут пышные всходы… задрожит зной над полями, и крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет.

Никто.

"Были десятки тысяч людей, вернувшихся с войны и умеющих стрелять…"

Целых двадцать лет человек занимается каким-нибудь делом, например читает римское право, а на двадцать первом - вдруг оказывается, что римское право ни при чем, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и  горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального сторя,  при котором люди сплошь и рядом попадают на свое место только к концу жизни.

— До чего вредное животное!

Никто, ни один человек не знал, что, собственно, хочет устроить этот Пэтурра на Украине, но решительно все уже знали, что он, таинственный и безликий (хотя, впрочем, газеты время от времени помещали на своих страницах первый попавшийся в редакции снимок католического прелата, каждый раз разного, с подписью – Симон Петлюра), желает ее, Украину, завоевать, а для того, чтобы ее завоевать, он идет брать Город.

Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось.

«Не теряйте, куме, силы, опускайтеся на дно».