Таня Гроттер и ботинки кентавра

Видала я таких благородных! Кровь голубая, а сама синяя!

Какая незадача, царь он! Ладно, живи пока, царь! Отравлю за ужином!

Случайность – это объяснение для дураков, которые не хотят думать.

Кто сказал, что мы любим вещи вне воспоминаний о них.

Лесенка человеческой деградации, по его мнению, имеет следующие ступени: болван – идиот – дегенерат – полный отстой – Вотон.

Конечно, человек – это звучит гордо, но так считают лишь сами люди.

Неприятности есть у всех. Если у кого-то нет неприятностей, это значит, что он уже умер, 

Никто не в силах помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.

Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу! Я глухонемой старый мышь, у которого нету зрений!

Как же я могла забыть? Он же мужчина, который держит оружие! А когда мужчина держит оружие, он не согласится нести даже пустую косметичку».

Его сознание вновь впадает в стадию трескучего восхищения бессмыслицей.

Превращение гадкого утенка в пакостного лебедя!

Я девушка глубоко порядочная, имеющая абонемент в загс.

Правильно делаешь, что хихикаешь. С твоими зубами не смеются!

Ему хоть на чучело юбку надень, он его до дыр зацелует.

Всем пока! Мальчики, не отставать! Девочка пошла казниться!

Вы так милы, сударь! Я просто млею от вашего великодушия!

Я никогда не вру! Я творчески импровизирую!

Я могу сколько угодно болтать не переставая без всякого ущерба для моих астральных батареек!

Полежу в могилке – послушаю мобилку.

Грех издеваться над старым больным человеком. Старый больной человек может рассвирепеть и заехать в глаз.

Пока же будь рекламой и занимай мои паузы. А еще лучше поработай массовкой на шоу. Когда я пошучу, хлопай в ладоши и ори: «Уаа-а!» Когда я скажу что-то грустное, тогда так: «О-оооо!» И не забывай...иметь на лице глупое, но доброжелательное выражение!

Его красное лицо пылало благородным негодованием несправедливо ограбленного жулика.

Неважно, – небрежно отмахнулся Шурасино. – Это частности. Я же, как яркая личность, предпочитаю мыслить глобально.

Опыт учит меня, что наше воображение не в состоянии показать нам то, чего не существовало бы хоть где-то… А раз так – надо только искать.

Временное любит становиться постоянным. Часто это главное его развлечение.

Больше я ничего не скажу. Я нем, как дохлый водолаз!

Утешься, друг мой. Клептомания – болезнь чувствительных и артистичных натур. Уж я-то знаю.

Ладно, – произнес Ягуни. – Ты меня убедил. Твой последний довод был просто очарователен.

Прямой путь не всегда самый короткий.

Дороже психического здоровья только сами психи. Они наше национальное достояние.

Это неблагородно. Ты не только засовываешь палец прямо в рану, но еще и ковыряешь.

Ша! Никто никуда не бежит! Все уже везде успели!

Если парень сядет слишком близко и сразу ручки тянет – он хам. Если же сядет слишком далеко и жмется, как больной воробей, – тюфяк.

У нее всегда почему-то разочаровываться получалось значительно быстрее, чем влюбляться, и оттого жизнь приобретала излишнее сходство с наждачной бумагой, о которую соскабливаются все иллюзии.

Считай, что мы подружились. Во всяком случае, заключили перемирие. Вооруженное до того, что стоматолог с воображением мог бы назвать твоими зубами.

Мне оранжево все, что не фиолетово.

Бойся себя и своего страха, потому что ничто так не уничтожает человека, как страх. Страх боли. Сильнее страха боли может быть лишь страх уничтожения.

Утратить иллюзию всегда особенно невыносимо в тот момент, когда ты готов окончательно в нее поверить.

– Жизнь как почтовый дилижанс. Люди садятся в него, некоторое время едут вместе, привыкают друг к другу, а затем рано или поздно каждый выходит на своей станции. Дверь дилижанса хлопает, и он уезжает. И разлучившиеся никогда больше не встречаются. Во всяком случае, в этом дилижансе. Но кто сказал нам, что этот дилижанс последний? Возможно, где-то там, за горизонтом этого мира, будет еще один? – философски заметил Мардоний.
– Может, есть, а может, нет, – сказал Ург. – Я предпочел бы, чтобы лошадей, которые везут дилижанс, умыкнули мои дорогие братья. Кучер умчался бы в погоню, размахивая тупым тесаком, а сам дилижанс остался бы в лесу вместе со всеми пассажирами. И не было бы никаких разлук. Но, видимо, это невозможно.

Один и тот же кирпич не падает на голову дважды, хотя бывали случаи, когда на одни грабли наступают всю жизнь.