The Red and the Black

Я уж больше не могу вылезти из дома утром и спокойно бродить себе, наслаждаясь красотой наших гор, - непременно какая-нибудь пакость нарушит моё мечтательное настроение и самым отвратительным образом напомнит о существовании людей и их злобы.

Я бы тысячу раз пожертвовал жизнью, если бы знал, что это тебе поможет.

Истинная страсть думает только о себе, может быть, поэтому она так нелепа.

Граф Альтамира рассказывал мне, что накануне смерти Дантон говорил своим громким голосом: как странно, глагол "гильотинировать" не спрягается во всех временах; можно сказать: я буду гильотинирован, ты будешь гильотинирован, но не говорят: я был гильотинирован.

Господин Вально словно сказал местным лавочникам: <Выберете мне в вашей среде двух наиболее глупых>>; и чиновникам: <Укажите мне двух наиболее невежественных>>; врачам: <Укажите мне двух наибольших шарлатанов>>. Когда он собрал самых наглых представителей каждого ремесла, он сказал им: <Будем вместе господствовать>>.

В этом молодом человеке, […] всё есть, не хватает только одного — молодости.

Все непроизвольное, порожденное чувствительностью, внушает ужас знатным дамам—это антипод благопристойности.

Да, кстати, старайтесь, чтобы эти парижане поменьше слышали ваш голос. Достаточно вам сказать слово, как они уже сумеют найти над чем посмеяться. У них к этому природный дар.

Но да позволено будет спросить: существует ли на свете такой судья, у которого нет сына или хотя бы какого-нибудь родственника, которого надо протолкнуть, помочь ему выбиться в люди?

О Наполеон! Как прекрасно было твое время, когда люди завоевывали себе положение на поле битвы!