Пятый угол

В людской мерзости самое страшное не мерзость, а привычка окружающих к ней.

Должен быть у каждого человека хотя бы один такой друг, память о котором не позволяет тебе совершить дурной поступок.

История легко объясняет судьбу целого класса, но не может объяснить жизнь одного человека. Впрочем, и не дай бог, чтоб это входило в ее обязанности. Потому что если закономерности целого класса обрушить на судьбу одного человека, то ему не снести этой ноши.

Она даже долго не могла выговорить мое длинное имя - Боря - и вместо этого называла меня коротко — молодой человек.

Чем виноватей я чувствовал себя перед Валей, тем усердней заботился о ней. Есть и такая форма подлости.

У отца была стойкая мудрая формула - ею он отбивался от матери, когда она молила его купить мне обновку:

• А что, в этих штанах его не узнают?

Отец Саши, крещеный еврей, был видным харьковским юристом. В моем нищем дворе на Рыбной улице к таким людям относились путано: их уважали, но с оттенком презрения. Осуществленная мечта дореволюционного еврея - высшее образование, купленное ценой измены, - это и порождало двойственное отношение к Сашиному отцу. В те далекие времена предательству еще умели удивляться, да и платили за него дороже, чем нынче.

"В юности мы видим себя самобытней, чем мы есть. Мы не в силах уловить свою общность с другими. Нам кажется, что мы вне типа. Мы гиперболизируем свою самостоятельность и независимость. И как горестно, что мы теряем это с годами! С годами ярмо типического натирает нам холку до крови. И зеленые мухи повседневности кружатся над нашими язвами.
Тебе что — больше всех надо?
Не надо мне больше всех."

Мне поздно заводить новые дружбы и возобновлять старые. В том и в другом случае я вынужден распахиваться заново и заново же оценивать то, что раскроется мне. В моем возрасте лепишься к друзьям, которые уже знают, как я поступлю и что подумаю. Людей дряхлят разочарования."

Появилась новая порода людей - хорошо оплачиваемые фанатики. Эта разновидность фанатизма особенно опасна. Они готовы на все - им есть что терять. Их оборона глубоко эшелонирована: там стоят наготове лицемерие и цинизм.