Дом с мезонином. Повести и рассказы

Только что дочитал этот рассказ моего любимого Антона Павловича. Сижу подавленный, разбитый. Очень уж тяжкое впечатление он на меня произвёл.
Написан рассказ на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. И время и ситуация, насколько я понимаю, современны автору. Уже по просторам России, из края в край её, бегают дымящие поезда, и даже по деревням нет-нет да и звонят телефоны. Недолго, правда, звонят. Вскорости завелись в том телефоне клопы и прусаки, в результате чего действовать телефон перестал.
Да не о телефоне в том рассказе речь. О семье одной русской, зажиточной. Хозяин, вдовый старик Григорий Петров, держал лавочку — вёл кой-какую, далеко не всегда честную, торговлишку. И было у старика два сына. Старшой обитал не в деревне, в городе. Служил в полиции. Младший, глухой на оба уха, жил с отцом, отпускал товар в лавке.
Вот об этой семье, об этих мужиках, об их жёнах, да немного вообще об этой деревне, о российской житухе, и идёт речь в этом рассказе.
Село, в котором живут герои — лежит посреди бесконечных российских просторов. И, почему-то, в глубокой яме, практически — в овраге. Отсюда, кстати, и название рассказа. Но не только оттуда. Из оврага, того, что на местности, люди ещё могут выбраться. А вот из глубочайшего оврага их беспросветной жизни, их бытового скотства — выбраться наверх бесконечно тяжелее.

Все и всегда ругали Беликова – «человека в футляре», а вот я хочу выступить в его защиту.
Этот рассказ входит в школьную программу, и я отлично помню, как мы разбирали его на уроке. Да и после этого я читал его неоднократно. И понимал его всегда так, как нас учили, т.е. Беликов – «плохой», смешной и вредный.
А теперь я с этим утверждением не согласен абсолютно!
Беликов – учитель. У него должны быть твёрдые убеждения. И они у него есть. Может, он человек не очень привлекательный, не «эффектный» (как и гоголевский Акакий Акакиевич, которого, кстати, нас всегда учили жалеть и любить), но он человек порядочный. За что осуждает его читатель и герои рассказа? За то, что он не придерживается новомодных идей? Так было бы странно, если бы он их придерживался, - он ведь учитель, а не модник.
В детстве нас смешило, что Беликов выступает против того, чтобы женщина ездила на велосипеде. Ещё бы! Мы же росли в те времена, когда уже даже НЕ ЗНАЛИ, что в XIX веке для женщины было просто НЕПРИЛИЧНО РАЗДВИГАТЬ НОГИ. Было для женщин специальное седло, если они катались на лошади. Женщина с раздвинутыми ногами воспринималась как шлюха. Но потом пришли новомодные идеи, и женщины стали ездить на коне в мужском седле и смогли позволить себе кататься на велосипеде. Думаю, ничего страшного в этом нет. Но требовать от учителя, чтобы он радовался В ТО ВРЕМЯ этим переменам – нелепо. В наши дни «эмансипация» женщины продолжается. Женщина теперь носит брюки, делает татуировки (sic!), курит, пьёт спиртное, употребляет наркотики, ругается матом, сама ищет себе любовников. А я, например, не приветствую татуировки на теле девочек, их занятие сексом до брака, их матерную речь, их волосы, покрашенные в розовый и голубой цвета, их часто нелепые стрижки и причёски. Значит, я «человек в футляре»? Ну, уж нет! В футляре, на мой взгляд, находятся как раз те, кто не понимает, КУДА эта эмансипация женщин привела.
Женщины стали такими же, как мужчины. Нивелировалось понятия пола. И сейчас мы имеем признание гомосексуализма нормой, заключение однополых браков, операции по перемене пола и т.п. вещи. Так над Беликовым ли надо было смеяться? Не над либералами ли тех лет?
Я сейчас занимаю очень твёрдую позицию по «беликовскому» вопросу – Беликов был прав! И «фискалом», как его попытался выставить Чехов в рассказе, он тоже не был. Он вёл себя как порядочный человек и как учитель. Он был тактичен, предупредителен, вежлив, доброжелателен. И, кроме того, - ОН БЫЛ ПРАВ! И я полагаю, что переосмысление этого рассказа ещё придёт, и смеяться мы будем над беликовскими насмешниками. Если, конечно, наша цивилизация сумеет сохранить себя.

Я - вот об этом: https://www.youtube.com/watch?v=sPlhKP0nZII

Introitus
Архиерей (греч. старший священник, начальник священников) священнослужитель, относящийся к третьей, высшей степени священства. Имеет благодать совершать все таинства (в т.ч. рукоположение) и руководить церковной жизнью (Словопедия).

Благолепие

«… всему саду, освещенному луной, разливался веселый, красивый звон дорогих, тяжелых колоколов».

«… по обе стороны кареты, в лунном свете, ярком и покойном, плелись по песку богомольцы. И все молчали, задумавшись, всё было кругом приветливо, молодо, так близко, всё — и деревья и небо, и даже луна, и хотелось думать, что так будет всегда».

«… Во время обеда в окна со двора всё время смотрело весеннее солнышко и весело светилось на белой скатерти, в рыжих волосах Кати».

«… гулкий, радостный звон с утра до вечера стоял над городом, не умолкая, волнуя весенний воздух…»

«… было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем».

Тревога

«На душе было покойно, всё было благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и — плакал. Слезы заблестели у него на лице, на бороде. Вот вблизи еще кто-то заплакал, потом дальше кто-то другой, потом еще и еще, и мало-помалу церковь наполнилась тихим плачем».

«Милое, дорогое, незабвенное детство! Отчего оно, это навеки ушедшее, невозвратное время, отчего оно кажется светлее, праздничнее и богаче, чем было на самом деле?»

«… и казалось тогда преосвященному, что радость дрожит в воздухе, и он (тогда его звали Павлушей) ходил за иконой без шапки, босиком, с наивной верой, с наивной улыбкой, счастливый бесконечно».

«Вспомнилась преосвященному белая церковь, совершенно новая, в которой он служил, живя за границей; вспомнился шум теплого моря. Квартира была в пять комнат, высоких и светлых, в кабинете новый письменный стол, библиотека. Много читал, часто писал. И вспомнилось ему, как он тосковал по родине…»

Почва

«За границей преосвященный, должно быть, отвык от русской жизни, она была не легка для него; народ казался ему грубым, женщины-просительницы скучными и глупыми, семинаристы и их учителя необразованными, порой дикими».

«Когда он укрывался одеялом, захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось! Кажется, жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха».

«После обеда приезжали две богатые дамы, помещицы, которые сидели часа полтора молча, с вытянутыми физиономиями; приходил по делу архимандрит, молчаливый и глуховатый».

«И теперь, когда ему нездоровилось, его поражала пустота, мелкость всего того, о чем просили, о чем плакали; его сердили неразвитость, робость; и всё это мелкое и ненужное угнетало его своею массою».

«А бумаги, входящие и исходящие, считались десятками тысяч, и какие бумаги! Благочинные во всей епархии ставили священникам, молодым и старым, даже их женам и детям, отметки по поведению, пятерки и четверки, а иногда и тройки, и об этом приходилось говорить, читать и писать серьезные бумаги».

«И он, который никогда не решался в проповедях говорить дурно о людях, никогда не упрекал, так как было жалко, — с просителями выходил из себя, сердился, бросал на пол прошения. За всё время, пока он здесь, ни один человек не поговорил с ним искренно, попросту, по-человечески».

Agnus Dei

«Преосвященный сидел в алтаре, было тут темно. Слезы текли по лицу. Он думал о том, что вот он достиг всего, что было доступно человеку в его положении, он веровал, но всё же не всё было ясно, чего-то еще недоставало, не хотелось умирать; и всё еще казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то, и в настоящем волнует всё та же надежда на будущее, какая была и в детстве, и в академии, и за границей».

«… целый день душа дрожит, и успокаивался преосвященный Петр, только когда бывал в церкви».

«… Вечером монахи пели стройно, вдохновенно, служил молодой иеромонах с черной бородой; и преосвященный, слушая про жениха, грядущего в полунощи, и про чертог украшенный, чувствовал не раскаяние в грехах, не скорбь, а душевный покой, тишину».

«От кровотечений преосвященный в какой-нибудь час очень похудел, побледнел, осунулся, лицо сморщилось, глаза были большие, и как будто он постарел, стал меньше ростом, и ему уже казалось, что он худее и слабее, незначительнее всех, что всё то, что было, ушло куда-то очень-очень далеко и уже более не повторится, не будет продолжаться.
«Как хорошо! — думал он. — Как хорошо!»

«А он уже не мог выговорить ни слова, ничего не понимал, и представлялось ему, что он, уже простой, обыкновенный человек, идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он свободен теперь, как птица, может идти, куда угодно!»

Добро пожаловать на хутор Ивана Абрамыча Жмухина - "печенега", "знаете ли", "вы мне надоели". В свободное от поездок в город время Иван Абрамыч терроризирет жену, сетует на отморозков-сыновей и философствует. Если решитесь заночевать у него в гостях, никогда - слышите, никогда! - не отвечайте на вопрос:

• Вы спите?

  Ибо если Вы ответите, этот усатый клещ вопьется в Вашу душу и начнет сосать из нее кровь, отравляя своим зловонным ядом. И утром Вам ничего не останется, как обругать гостеприимного хозяина в меру Вашей кротости.

  Чехов с присущим ему мастерством рисует фантасмагорическую картину нравственной духоты, источаемой одним-единственным человеком. Лично мне Жмухин видится эдаким муравьиным львом, окопавшимся в центре песчаной воронки и готовым заключить в свои объятья каждого встречного.

  Есть еще вариант Жмухинской аналогии в животном мире, впрочем. На который нам непрозрачно намекает сам рассказ. Нам так ярко рисуют образ свиньи, которой ну никак не следует давать свободу, что невольно проведешь параллель и ахнешь - да ведь печенег и есть, в некотором роде, та самая свинья, одаренная свободой, вольная делать что ей вздумается и действительно портящая все, до чего дотягивается - то вдову убитого князя выпорет, то жену доведет до состояния приживалки. И все время жалобы, жалобы, жалобы, спесь и гордыня. Философ, значительный человек, чего уж там.

  Показательно, что Жмухин боится смерти - ну вот чего бы ему ее бояться с такой-то жизнью? Не знаю, почему, но вот руки чешутся протянуть ниточку от печенега к "герою" "Записок из подполья".

  Показательно также, что, боясь смерти и "задумываясь" о душе, Жмухин смеется над религиозностью жены, а раздумывая о подвиге, которым не плохо было бы на старости лет "поправить свою карму", выбирает между отказом от мяса и пешим паломничеством, не замечая, что плацдарм для подвига ждет его уже много лет под собственной крышей.

  Еще показательно, что смеясь над религиозностью жены, Жмухин проникается уважением к "зацепке" гостя - вегетрианству и жаждет себе чего-то подобного. Чтоб "кротости, душевной тишины и уверенности в себе"

  Кроме того показательно, что наплевав на своих домочадцев, Жмухин, свинья такая, лебезит и стелется перед каждым гостем, изображая из себя серьезного, думающего человека - и ведь совершенно при том искренно.

  И тянется-тянется жмухинство из века в век, ниточками расчерчивая нашу необъятную родину. Отправится Иван Абрамыч в мир иной, а у него уже достойная смена имеется - в двойном, так сказать, размере.

  Читаешь-читаешь, глаза на лоб лезут от возмущения. А потом в дрожь как бросит - а я? А во мне нет ли "жмухинства"? И бежишь в себя с фонарем, топочешь, рыщешь, высматриваешь. И скорее всего в какой-то степени находишь. Ну это не беда - предупрежден, значит вооружен. Надо выдохнуть, расправить плечи и

  ⚠по капле выдавливать из себя "печенега".⚠

Невозможно, мне кажется, читать Чехова и вставать из-за книги тем же человеком, которым был.
Переворачивает душу, перекручивает, до дна пронимает.
Хотя я очень люблю Чехова, я нечасто его читаю... слишком больно, слишком горько...
Слишком он современный, слишком откровенно говорит о грехе, слишком трогает.
Повесть, конечно, жуткая.
А вместе с тем и светлая, с какой-то надеждой, с каким-то примирением в конце.
Все мы гости в этом мире, а Там - рассудят.

Несмотря на "трудное" в религиозном плане детство, кажется мне, был он в самой-самой глубине души верующим человеком.

В рассказе Чехова "Дом с мезонином" рассказана история несостоявшейся любви,разбитого счастья двух хороших,интеллигентных,честных людей.Повествование ведется от лица самого главного героя - молодого художника,который на лето приехал погостить к своему другу Белокурову. Случайная встреча с сестрами Волчаниновыми стала для героя судьбоносной и на всю жизнь оставила след в душе.Сестры очень дружны,старшая сестра Лидия после смерти отца стала главой семьи, и поэтому для матери и для Мисюсь (так звали младшую сестру) она является абсолютным авторитетом. Но при этом сестры очень разные. Лидия - очень сильный,целеустремленный человек,она занимается благотворительностью,преподает в школе для бедных. Но несмотря на это, мне она не очень нравится,в ней как будто нет души,тепла. А вот Мисюсь - очень добрая,мягкая. В нее и влюбляется художник.Но их счастье не состоялось. Я думаю,ошибка Мисюсь в том,что она поставила предрассудки выше любви.Человек должен сам решать свою судьбу.

Чехов готовился к созданию рассказа пятнадцать лет...все вынашивал замысел.

Последним, что подтолкнуло его, стала фотография изможденного жизнью человека, который приник головой к своей матери, совсем уже старенькой. Лица у изображенных на снимке были действительно страдальческие... Сыном этой пожилой женщины был епископ, который в тот момент находился при смерти. А смерть ему грозила от чахотки. И был он ровесником самого Чехова, тоже чахоткой страдающего....

Епископ Воронежский Тихон

В рассказе "Архиерей" мы сталкиваемся с отголоском библейского предания о воскрешении. Главный герой произведения испытал влияние одного и другого полюсов («есть Бог» и «нет Бога») и нашел для себя то, что искал. В этом истинная вера.

Любовь к службам, духовенству, колокольному звону была у него "врожденной, глубокой, неискоренимой". Но пришел момент, когда он "Кажется жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха".

И только когда он освободился от своего прошлого, ушел от мирской суеты в мир духовный, смог приобщиться он к вере истинной. А потом преосвященный "приказал долго жить". А на другой день была Пасха. Завершив свой жизненный цикл (на это указывает сюжет произведения), архиерей умирает, чтобы затем воскреснуть.

Исследователями давно уже выявлена календарная символика «Архиерея». Действие начинается в субботу на Вербное воскресенье и заканчивается смертью героя в предпасхальную субботу.

Таким образом получается, что его - архиерея - жизнь и смерть можно соотнести со страданиями Христа, его смертью и воскресением...

Получила удовольствие от прекрасного изложения жизненной истории. Как все мы жаждем прожить две жизни : явную и условную и тайную сладкую. Так было и в рассказе Чехова, обычный курортный роман перетекает в настоящую трогательно-мучительную историю любви. Безысходность жизненной ситуации мучает главных героев - Гурова и Анну Сергеевну, оба несчастливы в браке, оба живут по инерции, словно магниты приятнулись два одиночества среди ханжеской толпы. С виду банальная история , но какой посыл, какие краски слов в описании чувств! Сюжетная линия прорисована Чеховым с филигранным литературным искусством. Любовь может все, любовь всё прощает, долготерпит и не осуждает. Видно, что Чехов сочувствует главным героям, сопереживает вместе с ними их запоздалую и горькую любовь. Автор и сам не был лишен душевных волнений. Любовь - проказница врывается в жизнь, не спрашивает разрешения и подходящего момента. Словно песня

Что будет дальше с главными героями ? А не всё ли равно, когда люди нашли смысл жизни, когда началась большая и хрупкая любовь?! Любовь преобразила героев, заставила жить в полную силу, а не выполнять ежедневные механические действия. Финал открыт. И главное то, что есть такое прекрасное и настоящее сейчас.

Даже за одну эту обложку очень люблю эту книгу!..:)
Перечитывала ее уж не помню в какой раз и ловила себя на том, что в очередной раз восхищаюсь многогранностью и многоуровневостью русской классики: в каждом возрасте, на каждом жизненном этапе ты открываешь для себя новые оттенки, угадываешь новые акценты и воспринимаешь новые мысли и убеждения...

Мое любимейшее из этого сборника:
"Дом с мезонином" (Рассказ художника) - тонко, легко, как дымка или легкий туман на рассвете...
"Моя жизнь" (Рассказ провинциала), "Невеста", "Случай из практики" - мучительно и правдиво: о жизни, о том, что ценно, что важно, что мелочно и вторично...
"Ионыч", "Человек в футляре", "Крыжовник" - та самая изученная вдоль и поперек классика, которая продолжает пробивать насквозь и заставлять думать о жизненных приоритетах и стремлениях...
"О любви" - попытка понять и объяснить таинство "Любви_по-русски" ("как мелко и как обманчиво было все то, что мешало любить… когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе")
"Дама с собачкой" - м-м-м, любимая вещь - еще и по прекрасной экранизации с Баталовым в главной роли.

Рассказы Чехова многослойны, как старые картины. И образы он рисует, отнюдь не черно-белыми красками. И чтобы увидеть всю цветовую гамму палитры, читать его надо на протяжении всей жизни. Восприятие любой картины, зависит от освещения, а оно разное: юное утро, зрелый день или мудрый вечер. И снимая послойно краску с картины, видишь вроде тот же образ, но все же другой, отличный от предыдущего.
Что остается у человека на закате его жизни в сухом остатке: любовь к ближним! Без нее все теряет смысл! И какая, в сущности, разница есть у героини свое мнение или нет, умна она или глупа, если она согревает теплом своей любви не только своих мужей, но и чужих детей, и всех окружающих! Жизненные приоритеты у всех разные, но побольше бы таких людей, у кого любовь в приоритете!