Дом с мезонином. Повести и рассказы

В Вербное воскресенье отец Петр стал испытывать недомогание, но видно БЫЛО у него предчувствие конца жизни. В памяти проносятся воспоминания из детства, юности. Вспоминает архиерей отца своего сельского дьякона, как учился, как потом преподавал, как в монахи был пострижен, как за границей лечился, квартиру в пять комнат, шум моря, как под окном гитара пела. Вернувшись на родину в гору пошел, карьеру сделал. Вот только люди вокруг глупые и необразованные. И вел себя с ними архиерей не с любовью и пониманием, а резко, грубо, внушая только страх. Просители, пресвитеры, все боялись его и даже собственная мать робела при нем, не знала как себя вести с сыном.

Всего достиг в жизни преосвященный, что только возможно в его положении, но чего-то не доставало.

Неспокойно, тоскливо и одиноко на душе, поговорить не с кем, все его сторонятся. "Я не боюсь одиночества без людей, я боюсь одиночества без веры" Святитель Николай Сербский. За карьерой, суетой житейской растерял архиерей нечто самое важное, что с детства искал, чего так и не достиг, к чему каждый верующий стремится, это единение с Богом.

Накануне Пасхи преосвященный умер. И ничего не меняется в этом суетном мире после смерти архиерея, как и моей, как и твоей. Память людская коротка и только мать будет плакать о сыне до конца дней своих.

Невозможно написать отзыв на произведение, ставшее за 120 лет с момента издания не только классикой, но и своеобразной «лакмусовой бумажкой» для проверки вас самих по меткому высказыванию одного литературного критика: «По тому, что вы напишете о «Даме с собачкой», будут судить не об этом рассказе, а о вас!». Хотите высказаться? Или доверитесь Владимиру Владимировичу Набокову, считавшему «Даму с собачкой» одним из величайших литературных произведений в истории.
Алексей Максимович Горький в письме А. П. Чехову в январе 1900 года сообщал: «Читал „Даму“ Вашу. Знаете, что Вы делаете? Убиваете реализм. И убьете Вы его скоро — насмерть, надолго. Эта форма отжила свое время — факт! Дальше Вас — никто не может идти по сей стезе, никто не может писать так просто о таких простых вещах, как Вы это умеете. <…> После самого незначительного Вашего рассказа — все кажется грубым, написанным не пером, а точно поленом. И — главное — все кажется не простым, то есть не правдивым. Это — верно… Огромное Вы делаете дело Вашими маленькими рассказиками — возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумертвой жизни — черт бы ее побрал!.. Рассказы Ваши — изящно ограненные флаконы со всеми запахами жизни в них, и — уж поверьте! — чуткий нос всегда поймает среди них тот тонкий, едкий и здоровый запах „настоящего“, действительно ценного и нужного, который всегда есть во всяком Вашем флаконе».
Лев Николаевич Толстой в личном дневнике от 16 января 1900 года оставил следующую запись (орфография сохранена): «Читал Даму с собачкой Чехо<ва>. Это всё Ничше. Люди, не выработавшие в себе ясного миросозерцания, разделяющего добро и зло. Прежде робели, искали; теперь же, думая, что они по ту сторону добра и зла, остаются по сю сторону, то есть почти животные».
Вот так три классика высказались о рассказе Антона Павловича. И дали о себе прекрасные характеристики.
Только наиболее известных киноэкранизаций было шесть. Это по рассказу из 15 страниц(!!!).
1960 - Дама с собачкой (СССР) режиссёр Иосиф Хейфиц.
1971 — Дама с собачкой / La dama del perrito (ТВ) (Аргентина), режиссёр Алехандро Дориа[es]
1972 — Дождь / Kisa (Югославия), режиссёр Младомир «Пуриша» Джорджевич (экранизация рассказа)
1975 — Дама с собачкой / De dame met het hondje (ТВ) (Бельгия), режиссёр Жан-Пьерр Де Декер[nl]
1987 —«Очи чёрные» Вольная экранизация Никиты Михалкова
2009 - Дама с собачкой/Die Dame mit dem Hündchen(Германия), режиссёр Юлий Колтун

От себя могу сказать только одно – человек, хоть однажды переживший сумасшедшее чувство любви, про которое точно сказал Арсений Тарковский –«Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке», всегда будет благодарен Антону Павловичу за столь мощное описание противоречивых чувств, охватывающих людей, попавших в любовный круговорот, с головой уходящих в омут желания, взятых в плен сильнейшим романтическим мороком. А, если вы никогда не теряли голову – может быть, и не жили… «Я дышу, и значит – я люблю! Я люблю, и значит – я живу». (Высоцкий В.С.)
Фраза – «И казалось, что еще немного - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 105

В рассказе описывается обычный курортный роман между замужней приличной дамой и женатым почти сорокалетним мужчиной, который находит в интрижках отдушину, разрядку от тягостной монотонности и рутины брачной жизни.
Читая, я окунулась в повествование, как в киноленту. Душная комната, пропахшая духами из японского магазина, яркий арбуз, который уплетал Гуров. Неприятная сцена. Пришёл к даме в номер, совершил половой акт, сидит жуёт арбуз и не понимает, почему изменившая своему законному супругу плачет и презирает себя. Мужчине никогда не понять женщину. На одни и те же ситуации мы смотрим под разными углами.
Прозаичная история, каких тысячи есть и будет. Семья семьёй, а случайные влюблённости случаются сами собой. Возможно, страсти можно контролировать, но стоит ли? Что тогда останется в жизни, если убрать вспышки света, Ялту, собачку, арбуз?
Гуров не ожидал, что Анна Сергеевна наполнит его сознание. Кратковременная интимная связь поменяла жизнь героя и он решает ехать в город С., где проживает дама со шпицем.
У тайных любовников всегда две жизни – явная и тайная. Чаще всего именно вторая занимает все мысли.
Чехов писал о том, что знал не понаслышке . Биография раскрывает писателя как любителя женщин и балагура. Не удивлюсь, если он списал историю с кого- либо из своих товарищей или подруг, а, может, с себя.

Жил-был молодой, подающий надежды земский врач Дмитрий Ионыч Старцев. Со стремлениями, трезвым взглядом на жизнь. С желанием, надеждой любить и быть любимым. Встретив любовь, он боролся за неё до конца: ходил на нелепые свидания, которые назначала ещё более молодая девушка, назначала свидание на кладбище в половине одиннадцатого ночи; не замыкался в обиде за подобную шутку и шел на следующий день делать предложение.

Когда же и это не получилось, заодно, по просьбе отца, он подвозит красивую и умную девушку в клуб, на вечер. Целует её, когда коляска накренилась на повороте, но девушка сухо сказала: "Довольно".

Но чаша должна быть испита до дна: он переодевается дома и пытается объясниться с девушкой на вечере. С тем же успехом, что и в коляске.

А потом девушка, вообразив себя великой пианисткой, уезжает поступать в консерваторию. С известным результатом. Её нет в городе 4 года, а за это время Старцев раздобрел, практика его стала обширной, стало очевидно: жизнь состоялась. Ему понравилось разбирать разноцветные бумажки, которых с каждым месяцем становилось всё больше. Жил он один.

Потом они встретились. С заведомо известными настроениями и статусами. Она - повзрослела во всех смыслах. Совершенно искренне раскаивалась. Хотя в чём ей было раскаиваться? В обычных детских шалостях? Разве что в собственной заурядности: не увидела, прошла мимо своей любви, была как все: Москва, Москва, музыка, богема, слава, успех, - кого не влечет всё это? И не увидела свое счастье - блеск фальшивых ценностей ослепил её.

Он. А что - он? Принято считать лексему "Ионыч" символом, знаком всего, в самом начале подающего надежды, а потом опустившегося, нет, не в социальном - моральном, экзистенциальном, как сейчас говорят в подобных случаях, смысле. Что ж, так и есть. Ну, то есть, да, так и есть. Но тайный, скрытый смысл, значение и цель рассказа совсем иные.

Две фобии - огромные, мучившие и терзавшие АП всю жизнь - страх перед женщиной и страх личностной деградации. Всё творчество (фигурально, конечно, чуть утрировано) - об этом. То есть - о себе. Как это и должно быть у великого творца (вспомните Великого Инквизитора).

В "Ионыче" огромная энергия внутренних страхов АП соединилась. Не ко времени состоявшаяся встреча со своей судьбой - фатальная беда. Ты получаешь "подтверждение" в собственной несостоятельности, в отвержении тебя как мужчины, в вечно поверхностной сущности женщины: звездная пыль важнее самой звезды. Твоя ущербность, второсортность, получает неожиданную подпитку в "прозрении" женщины: не увидела, не разглядела тебя, обожглась где-то, на ком-то, вернулась, потому что некуда больше возвращаться. А поскольку некуда больше, то и ты "сойдешь"; смирилась под порывами реальной жизни и "на безрыбье..." В результате: все они такие!

Но какая-никакая жизнь шла и в губернском городе С. (а пропо, цитата: " вообще же в С. читали очень мало, и в здешней библиотеке так и говорили, что если бы не девушки и не молодые евреи, то хоть закрывай библиотеку"). С расширившейся медицинской практикой, с вложением в недвижимость, с прогрессирующей одышкой. Старцев (какая же у Ионыча должна была быть ещё фамилия? Всё должно бить в цель. И фамилия - тоже) отвечает на вопрос вернувшейся девушки о жизни в городе: "Эх! – сказал он со вздохом. – Вы вот спрашиваете, как я поживаю. Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь – сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей… Днем нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу".

Не во время принятое лекарство становится ядом. Любовь, которая, как знать, могла бы стать "обыкновенным чудом", таковым не стала. И в результате то, что есть. Только вот что странно: на протяжении всех четырех лет Старцев жил один. По крайней мере, Антон Павлович не счел нужным построить сюжет иначе. Что так? Промелькнула звездочкой-кометой любовь - и всё? Что это? Сверх ранняя импотенция? Что, совсем ничего человеческого? Совсем-совсем? А, замысел в том, чтобы показать стремительную деградацию "когда-то подававшего надежды"?

Кстати, как много докторов в рассказах АП.

Ещё кстати: знаете, какое самое распространенное женское имя не только в рассказах АП? Анна.

Что же в итоге? В итоге - классик мировой литературы. Это - о фобии деградации.

Одинокий, никогда не любивший гений. Это - о чеховских женщинах.

Еще один Чеховский взгляд на отношения мужчины и женщины. Тематика рассказа совпадает с названием.Тема любви такая же вечная,как и само чувство ее породившее.
В помещичьем доме,за обедом, зашел разговор о тайнах возникновения любви. О том,что невозможно найти об"яснения этому феномену. Каждый случай необ'ясним и индивидуален.
Начинается "рассказ в рассказе".
Павел Константинович Алехин поведал своим гостям историю,случившуюся в его жизни. На заседании уездного суда, рассказчик познакомился с Дмитрием Лугановичем и был приглашен в его дом. Алехин очарован супругой хозяина, Анной Алексеевной. Привлекательная 22- х летняя женщина произвела на героя неизгладимое впечатление. У него вспыхивает нежное чувство к жене приятеля. В мыслях ,Алехин спрашивает,
почему он не встретил эту женщину раньше, и она досталась не ему.
Он мечтает соединить свою судьбу с Анной Алексеевной. Но, холодный рассудок подсказывает герою ,что кроме своего чувства ему больше нечего предложить женщине. И ее судьба может не стать более счастливой,чем в существующем союзе. Мужчина не в силах отказаться от общения с дамой, завладевшей его сердцем. Он становится лучшим другом семьи Лугановичей. И понимает, что его чувство небезответно.
Но никаких шагов для сближения не предпринимает. Между героями повисает недосказанность. Это состояние нервирует женщину,она становится раздражительной и придирчивой. Ей приходится лечить расстроенные нервы.
Муж героини получает новое назначение. Прощаясь в вагоне Павел Константинович впервые признается в своем чувстве.....
Основная авторская мысль - любовь ,за которой герои не смогли последовать и остались в рамках общественной морали. Любовь - ценность ,неподвластная рассудку.
Произведение мне показалось довольно противоречивым.Чувством любви были покорены и Алексей и Анна. Но перенести эмоцию в семейные отношения не решились.
Для меня, доводы героя, о невозможности полного совместного счастья,прозвучали очень убедительно. Разрушение семьи, под влиянием нового увлечения,не гарантия вечного блаженства.

Вещь из школьной программы.
Сто раз читанная.
И тоже (как и «Человек в футляре») осмеивающая то, что осмеивать, по-моему, не надо.
Рассказчику, от лица которого ведётся повествование, не нравится, что его брат (главный герой этого рассказа) счастлив. И по-моему, это мысли самого Чехова.
Человек всю жизнь стремился к конкретной цели, достиг её и теперь НЕ разочарован, а СЧАСТЛИВ. То есть, оказалось, что в цели он НЕ ошибся, поставил её ПРАВИЛЬНО, и добившись её, ощутил радость.
Ведь это как раз то, чего хочет каждый! Верно?
Но ЧЕХОВУ это НЕ нравится.
И рассказчику не нравится.
Ну, не нравится ему крыжовник, который является для его брата символом счастья! Крыжовник теперь созрел, брат ест его и угощает им (кстати, угощает искренне, с радостью) приехавшего родственника.
Брат - СЧАСТЛИВ.
А рассказчику это не нравится!
Ему хочется, чтобы брат его был недоволен, чтобы боролся против каких-то несправедливостей, возмущался мироустройством и т.д. Ему не нравится в его брате ВСЁ – как он выглядит, как одет, что делает, что говорит. Даже то, что брат теперь высказывает собственное мнение, которое раньше высказать боялся, - даже ЭТО не нравится рассказчику (или всё же самому Чехову?)
А, собственно, ПОЧЕМУ не нравится?
Ведь брат не принуждает его быть счастливым ЕГО счастьем, не навязывает ему свой взгляд на мир. Почему же его РАЗДРАЖАЕТ счастье брата?
Почему рассказчик (Чехов?) хочет навязать другим не просто своё мировоззрение, а ещё и своё недовольство миром? Почему он хочет видеть людей несчастными?
О, да! Несчастье – это же так БЛАГОРОДНО, ВОЗВЫШЕННО!
А счастье – это же так прозаично, так ПЛОХО.
Даже если человек положил за своё счастье ВСЁ, даже если оно досталось ему страшным ТРУДОМ, ценой многих лишений, - ВСЁ РАВНО рассказчика это раздражает.
И раздражает его не только счастье его брата – иначе можно было бы всё свалить на неприязнь к конкретному человеку. Но, нет, - его раздражает то, что большинство людей СЧАСТЛИВЫ.
Ведь именно из ЭТОГО рассказа взята знаменитая цитата о том, что нужно, чтобы за дверью всякого счастливого человека стоял кто-то с молоточком и постоянно стуком напоминал, что есть несчастные, и что он сам тоже когда-нибудь станет несчастным.
Чехов здесь как старая юродивая бабка!
Пугает всех счастливых тем, что счастье проходит.
И это называется «прогрессивный писатель»?:)
А по-моему, это старые, как мир, озлобленность и зависть!

Все творчество Чехова у меня делится на хорошее и замечательное.)
Короткий и очень глубокий рассказ, на этот раз без тени иронии, так свойственной Антону Павловичу.

Деревенька, домик, садик , где всем заправляет бабушка Марфа Михайловна. Мама Нина Ивановна после смерти отца живет у свекрови в приживалках. Наденька, девица 23-х лет от роду, книжки читает и давно уже мечтает замуж выйти. И жених сыскался ей, но не королевич Елисей, а поповский сынок Андрей Андреич. Простоват и немного глуповат, пышненькое тело, розовые щечки, на скрипке играет, нигде не работает, а живет за счет отца Андрея, соборного протоирея. Вот вроде все должно сложиться у жениха с невестой. Не хорошо, не плохо, как у всех, как и полагается.

Только не чувствуется в этой деревенской картинке некой тишины, спокойствия и устроенности. Маменька с бриллиантами на каждом пальце, то в гипноз, то в философию бросается, нервно рыдая, что никто ее не понимает. Бабуля, глава семейства, которой принадлежат торговые ряды и дом с колоннами не может в хозяйстве порядок навести, кругом грязь, тараканы и клопы. Наденька накануне свадьбы не спит по ночам.

А тут еще Саша, вечный студент, приехавший погостить из Москвы воду баламутит, как в общем-то и полагается студенту того времени ( хотя почему только тому?) . Мол, нельзя жить по-старому.

И решается Наденька перевернуть свою жизнь. Меняет деревню, отчий дом, бабье царство, жениха нелюбимого на свободу, на нечто новое и неизведанное.

Придет через какое-то время осознание того, что не все так радужно, как представлялось, но и возврата к прошлому уже нет, да и не надо, только вперед!

Рассказ о том, что не надо бояться изменений, заканчивается довольно оптимистично.

Самый тяжелый рассказ Чехова, из уже прочитанных мною. Абсолютно беспросветный, трагический и страшный своей реалистичностью. Юмора здесь нет по определению.
Безнаказанное убийство вызывает оторопь, тем более, что убит младенец. Убийца не наказан, справедливость не восторжествовала.
Мать ребёнка, Липа, пережившая страшное горе, абсолютно бесправное, забитое существо.
Дед погибшего ребёнка, казавшийся сильным и предприимчивым, столкнулся с ударом судьбы – старшего сына за фальшивые деньги осуждают на каторгу. Он оказался сбит этим горем, раздавлен, его разум не выдержал, уже не смог оказать сопротивления наглому злу.
А вот и убийца – Аксинья, жена младшего сына. У неё «были серые наивные глаза, которые редко мигали, и на лице постоянно играла наивная улыбка. И в этих немигающих глазах, и в маленькой голове на длинной шее, и в ее стройности было что-то змеиное; зеленая, с желтой грудью, с улыбкой, она глядела, как весной из молодой ржи глядит на прохожего гадюка, вытянувшись и подняв голову».
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 062

То, что Чехов 15 лет вынашивал идею рассказа, говорит о необыкновенной важности для Антона Павловича данного произведения.
Иван Бунин писал, что рассказ был «написан изумительно. Только тот, кто занимается сам литературой и сам испытал эти адские мучения, может постигнуть всю красоту этого произведения». И сам Бунин, и Толстой, и Куприн считали этот рассказ одним из лучших произведений Чехова.
Мне остаётся только присоединиться к классикам и восхищаться мелодией рассказа.
Архиерей Пётр заболевает. Сам он ощущает болезнь, но продолжает вести службы, потому что «в церкви он, особенно когда сам участвовал в служении, чувствовал себя деятельным, бодрым, счастливым». А между тем болезнь очень серьёзная, смертельная- брюшной тиф, только узнаем мы об этом в самом конце произведения.
Так как архиерей из потомственной семьи служителей церкви, быть священником ему на роду было написано. «Отец его был дьякон, дед - священник, прадед - дьякон, и весь род его, быть может, со времен принятия на Руси христианства, принадлежал к духовенству, и любовь его к церковным службам, духовенству, к звону колоколов была у него врожденной, глубокой, неискоренимой».
Смущало же архиерея то, что «в его присутствии робели все, даже старики протоиереи, все "бухали" ему в ноги… За все время, пока он здесь, ни один человек не поговорил с ним искренно, попросту, по-человечески; даже старуха мать, казалось, была уже не та, совсем не та!»
«Хоть бы один человек, с которым можно было бы поговорить, отвести душу!»
Не смотря на болезнь , он жил надеждами на лучшее - «уносился мыслями в далекое прошлое, в детство и юность, когда также пели про жениха и про чертог, и теперь это прошлое представлялось живым, прекрасным, радостным, каким, вероятно, никогда и не было. И, быть может, на том свете, в той жизни мы будем вспоминать о далеком прошлом, о нашей здешней жизни с таким же чувством. Кто знает!»
Несоответствие представления о себе, как о человеке и священнослужителе, и подобострастием окружающих его людей, вызывало в нём протест –« Какой я архиерей? - продолжал тихо преосвященный. - Мне бы быть деревенским священником, дьячком... или просто монахом... Меня давит все это... давит...»
Функция, которую исполняет человек, и стремление к свободе, обретение себя подлинного – противоречия, которые не дают почувствовать себя счастливым, вычёркивают происходящее с ним из целесообразности прожитой жизни.
После смерти Петра через месяц назначили нового архиерея. А про предыдущего помнила только его мать, но «ей в самом деле не все верили».
Фраза- «Белые стены, белые кресты на могилах, белые березы и черные тени и далекая луна на небе, стоявшая как раз над монастырем, казалось теперь жили своей особой жизнью, непонятной, но близкой человеку».
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 014

1.Кто Вы, Анна Сергеевна фон Дидериц?

Лиза Калитина предпочла долг чувству.
Анна поступила иначе.
Между поступками двух прекрасных женщин прошло… ну, лет 30-35 (возьмем за точку отсчета годы публикаций «Дворянского гнезда» и «Дамы с собачкой»).
Ну и что с того? И дамы «из тургеневских дворян» поступали иначе, нежели Лиза.
И дамы «из чеховских» ездили себе на юга. Без умыслов.
«…должно быть, это первый раз в жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят, и на нее смотрят, и говорят с ней только с одною тайною целью, о которой она не может не догадываться».

«Анна Сергеевна была трогательна, от нее веяло чистотой порядочной, наивной, мало жившей женщины; одинокая свеча, горевшая на столе, едва освещала ее лицо, но было видно, что у нее нехорошо на душе».

«Я не знаю, что он делает там, как служит, а знаю только, что он лакей. Мне, когда я вышла за него, было двадцать лет, меня томило любопытство, мне хотелось чего-нибудь получше; ведь есть же, — говорила я себе, — другая жизнь. Хотелось пожить! Пожить и пожить… Любопытство меня жгло… вы этого не понимаете, но, клянусь богом, я уже не могла владеть собой, со мной что-то делалось, меня нельзя было удержать, я сказала мужу, что больна, и поехала сюда… И здесь всё ходила, как в угаре, как безумная… и вот я стала пошлой, дрянной женщиной, которую всякий может презирать».

Так в чём мораль? А она, несомненно, есть. И самая человеческая из человеческих. Мораль – в той самой индивидуальной судьбе, где всегда – всё с нуля, где всегда – твой собственный выбор, где всегда – твои вершины и твои падения – исключительно твои. В этом и есть «самое человеческое, слишком человеческое». В этом – неизбывный, неиссякаемый источник постоянно переживаемой драмы собственной судьбы. Твоей собственной, единственной судьбы. Потому как за могилой нет ни любви, ни размышления, - ведь так написано в одной книжке?
Но с Анной Сергеевной мы не прощаемся.

2. Кто Вы, Дмитрий Дмитрич Гуров?
«В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин, манило их; он знал об этом, и самого его тоже какая-то сила влекла к ним».

Дмитрий Дмитрич Гуров, филолог (ну а кем же ещё мог быть сердцевед? Разве что доктором), но служивший по банковскому делу. Имевший два дома в Москве, устоявшуюся и, видимо, состоявшуюся жизнь, имел ещё богатый и разнообразный опыт в «женском вопросе».

«Что он Гекубе, что ему измены?»
Живший и познавший так много, что к своим «почти сорока» имел не то, что представление – классификацию особ женского пола, которых, почему-то называл «Низшей расой». То есть завоевывал, получал, как победитель, всё, а потом – презирал. Наверное, за доступность? Или как там происходит: «что нам дано, то не влечет»? Но, очень убедительно говорит автор рассказа, без низшей расы не мог прожить и двух дней.

«Опыт многократный, в самом деле горький опыт, научил его давно, что всякое сближение, которое вначале так приятно разнообразит жизнь и представляется милым и легким приключением, у порядочных людей, особенно у москвичей, тяжелых на подъем, нерешительных, неизбежно вырастает в целую задачу, сложную чрезвычайно, и положение в конце концов становится тягостным. Но при всякой новой встрече с интересною женщиной этот опыт как-то ускользал из памяти, и хотелось жить, и все казалось так просто и забавно».

Так раб или хозяин? И тот, и другой, разумеется. Того, что сейчас называют сексом. В чеховские – страстью, влечением, чувством. Но чем для него, Гурова, был секс? Какую функцию (напомню читателю о многофункциональности этого чувства) он выполнял? А давайте чуток вернемся назад и прочтем выведенную Гуровым классификацию особ женского рода, «низшую расу», без которой жить самого классификатора была совершенно невозможной более двух дней.

«Быть чувства мелкого рабом…»?
«От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких, – как, например, его жена, – которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую».

3. «Вот и встретились два одиночества…»

Но сначала встретился нам наш старый знакомый, знакомый ещё по «Палате № 6» - забор!
«Гуров не спеша пошел на Старо-Гончарную, отыскал дом. Как раз против дома тянулся забор, серый, длинный, с гвоздями. «От такого забора убежишь», — думал Гуров, поглядывая то на окна, то на забор.

Он ходил и всё больше и больше ненавидел серый забор, и уже думал с раздражением, что Анна Сергеевна забыла о нем и, быть может, уже развлекается с другим, и это так естественно в положении молодой женщины, которая вынуждена с утра до вечера видеть этот проклятый забор».

Задаваться вопросом: символом какого разделения служит этот самый забор? – столь же бессмысленно, как и вопрошать: от чего или к чему бежит Гуров в город С.? Потому что одновременно и «от чего?» и «к чему?». А забор… а что забор – серый, бесконечный и равнодушный. Да к тому же поставленный с целью, заранее известной, а, значит, скучной и равнодушной.

Равнодушной, кстати, как и то море под Ореандой, что шумело до них, и будет шуметь после них (равнодушное в своей вековой мощи море мы уже встречали в потрясающем рассказе о желаемой супругой смерти мужа, ушедшего на морскую рыбалку в рождественскую ночь). Равнодушие большой жизни перед судьбами маленьких людей – мужчин и женщин, живых, трепетных, ранимых, не имеющих больше попыток «заново прожить». А потому…

А потому и едет Гуров, как и многие-многие после него, в города С., М., К., и ещё, и ещё, и ещё.

Так же, как Анны Сергеевны, едут один раз в месяц или в два – в Москву, в гостиницу, в номера, к своим любимым.

И, как маленькие люди перед стихиями мира, прижимаются друг к другу, согреваясь теплом другого, в надежде обрести, наконец, и любовь, и жизнь, и судьбу.