Избранное в двух томах. Том 1

Если же добавить, что сам дон Мигель обожает каламбурить — но метафизическими идеями, — то станет понятно, почему многие питают отвращение к его книгам: одни — потому что от этих штучек у них начинается головная боль, другие — потому что усвоили правило: «sancta sancte tractanda sunt» — «о священном следует говорить священным языком», — и считают недостойным рассуждать о подобных материях с шутками да прибаутками. В ответ дон Мигель спрашивает их: если наши духовные предки смеялись над самыми святыми, то есть самыми утешительными верованиями и надеждами своих братьев, почему мы должны обсуждать всерьёз всё остальное? Если находились охотники посмеяться над Богом, почему же нам не посмеяться над Разумом, Наукой и даже Истиной? И если у нас отнята самая заветная надежда в жизни, почему не перемешать все истины, чтобы убить время, убить вечность и отомстить за себя?

Пролог к "Туману"
Виктор Готи

В другой раз дон Мигель объяснил мне, что юмор, настоящий живой юмор, нисколько не привился в Испании и вряд ли когда-нибудь привьётся. Те, кого в Испании называют юмористами, по мнению дона Мигеля, либо сатиричны, либо ироничны, если не простые остряки. Называть юмористом, например, Табоаду, значит просто злоупотреблять этим термином. И нет ничего юмористического в едкой, но ясной и прозрачной сатире Кеведо, в которой сразу видна проповедь. Единственным юмористом у нас был Сервантес; проснись они сейчас, как бы посмеялась старик, говорил мне дон Мигель, над теми, кто возмущался, что я посмел признать в нём даровитость, а главное, как посмеялся бы он над бездарями, которые приняли всерьёз самые тонкие его издёвки! Ибо нет сомнения, что он шутил — и шутил очень серьёзно, — когда передразнивал стиль рыцарских романов. Некоторые простаки считают образцом сервантесовского стиля его слова "едва лишь румянолицый Феб" и т.д., но ведь это всего-навсего остроумная карикатура на барочные изыски. Не говоря уже о попытках считать идиомой выражение "зари занимался уже", открывающие одну из глав, когда предыдущая кончается словом "час".

Пролог к "Туману"
Виктор Готи

Подозреваю, что большую часть этого пролога — или металога, — который могут назвать самокритикой, мне внушил, смутно чернея в тумане, тот самый дон — он уже заслуживает такого звания, — дон Антолин Санчес Папарригопулос, выведенный в главе XXIII, хотя мне и не удалось применить в прологе строгую методу этого незабвенного глубокого исследователя. Ах, если бы я смог, следуя его идеям, заняться историей людей, собиравшихся писать, но не сделавших это! К этому роду, к этому типу относятся наши лучшие читатели, наши со-трудники и со-авторы, лучше даже сказать — со-творцы, те, кто прочитав какую-нибудь историю, к примеру, мой руман, говорят: «Да ведь я думал так же гораздо раньше! Этого героя я просто знал! Мне приходило в голову то же самое!» Насколько они отличаются от самоуверенных невежд, озабоченных тем, что называют правдоподобием! Или от тех, кто считают, что они живут наяву, не зная, что по-настоящему живёт наяву лишь тот, кто сознает, что грезит, как нормален лишь тот, кто сознает своё безумие.

История "Тумана"