Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. Острие бритвы. На китайской ширме

- Но как же, Ларри, ведь из вашей идеи Абсолюта должно бы следовать,
что мир с его красотой всего лишь иллюзия, майя?

• Неправильно полагать, что индусы считают мир иллюзией; они только

утверждают, что он реален не в том же смысле, как Абсолют. Майя - это всего
лишь гипотеза, с помощью которой эти неутомимые мыслители объясняют, как
Бесконечное могло породить Конечное. Шанкара, самый мудрый из них, решил,
что это неразрешимая загадка. Понимаете, труднее всего объяснить, почему и
зачем Брахман, то есть Бытие, Блаженство и Сознание, сам по себе неизменный,
вечно пребывающий в покое, имеющий все и ни в чем не нуждающийся, а значит,
незнающий ни перемен, ни борьбы, словом, совершенный, зачем он создал
видимый мир. Когда этот вопрос задаешь индусу, обычно слышишь в ответ, что
Абсолют создал мир для забавы, без какой-либо цели. Но когда вспомнишь
потопы и голод, землетрясения и ураганы и все болезни, которым подвержено
тело, моральное чувство в тебе восстает против представления, что все эти
ужасы могли быть созданы забавы ради. Шри Ганеша был слишком добр, чтобы в
это верить; он полагал, что мир - это проявление Абсолюта, излишки его
совершенства. Он учил, что Бог не может не творить и что мир есть проявление
его, Бога, природы. Когда я спросил, как же так, если мир - проявление
природы совершенного существа, почему этот мир так отвратителен, что
единственная разумная цель, которую может поставить себе человек, состоит в
том, чтобы освободиться от его пут, - Шри Ганеша отвечал, что мирские
радости преходящи и только Бесконечность дает прочное счастье. Но от
долговечности хорошее не становится лучше, белое - белее. Пусть к полудню
роза теряет красоту, которая была у нее на рассвете, но тогдашняя ее красота
реальна. В мире все имеет конец, не разумно просить, чтобы что-то хорошее
продлилось, но еще неразумнее не наслаждаться им, пока оно есть. Если
перемена - самая суть существования, логично, казалось бы, строить на ней и
нашу философию. Никто из нас не может дважды вступить в одну и ту же реку,
но река течет, и та, другая река, в которую мы вступаем, тоже прохладна и
освежает тело.
Арии, когда пришли в Индию, понимали, что известный нам мир - только
видимость мира, нам неведомого, но они приняли его как нечто милостивое и
прекрасное. Лишь много веков спустя, когда их утомили завоевания, когда
изнуряющий климат подорвал их жизнеспособность, так что они сами испытали на
себе вторжение вражеских орд, они стали видеть в жизни только зло и
возжаждали освободиться от ее повторений. Но почему мы, на Западе, особенно
мы, американцы, должны страшиться распада и смерти, голода и жажды,
болезней, старости, горя и разочарований? Дух жизни в нас силен. В тот день,
когда я сидел с трубкой в своей бревенчатой хижине, я чувствовал себя более
живым, чем когда-либо раньше. Я чувствовал в себе энергию, которая требовала
применения. Покинуть мир, удалиться в монастырь - это было не для меня, я
хотел жить в этом мире и любить всех в нем живущих, пусть не ради них самих,
а ради Абсолюта, который в них пребывает. Если в те минуты экстаза я
действительно был одно с Абсолютом, тогда, если они не лгут, ничто мне не
страшно и, когда я исполню карму моей теперешней жизни, я больше не вернусь.
Эта мысль страшно меня встревожила. Я хотел жить снова и снова. Я готов был
принять любую жизнь, какое бы горе и боль она ни сулила. Я чувствовал, что
только еще, и еще, и еще новые жизни могут насытить мою жадность, мои силы,
мое любопытство.