М. Ю. Лермонтов. Сочинения в двух томах. Том 2

Лугин взял перед ним лежавшую колоду карт [...] «[...] я вас предваряю, что душу свою на карту не поставлю! (он думал этим озадачить привидение)... а если хотите, [...] я поставлю клюнгер; не думаю, чтоб водились в вашем воздушном банке».

Старичка эта шутка нимало не сконфузила.

Из крепости видны были те же горы, что из аула, — а этим дикарям больше ничего не надобно.

Я дал ей почувствовать очень запутанной фразой, что она мне давно нравится.

Надобно заметить, что Грушницкий из тех людей, которые, говоря о женщине, с которой они едва знакомы, называют ее моя Мери, моя Sophie, если она имела счастье им понравиться.

У него был злой язык: под вывескою его эпиграммы не один добряк прослыл пошлым дураком.

Я не перебивал его и не слушал.

Я попотчевал его чаем, потому что хотя разбойник он, а все-таки был моим кунаком.

«Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду».