Пиковая дама. Выстрел. Барышня-крестьянка

Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца, а кому и знать горечь зависимости, как не бедной воспитаннице знатной старухи?

"На следующее утро она захотела попробовать и писать; сначала карандаш не слушался ее, но через несколько минут она и вырисовывать буквы стала довольно порядочно. «Что за чудо! — говорил Алексей. — Да у нас учение идет скорее, чем по ланкастерской системе» (с.)

"Лиза очень любила ее, открывала ей все свои тайны, вместе с нею обдумывала свои затеи; словом, Настя была в селе Прилучине лицом гораздо более значительным, нежели любая наперсница во французской трагедии" (с.)

Уж полночь близится, а Германна всё нет.

Уж полночь близится,
А Германа все нет, все нет.
Я знаю, он придет, рассеет подозренье.

Я вас люблю, люблю безмерно,
Без вас не мыслю дня прожить.
И подвиг силы беспримерной
Готов сейчас для вас свершить,
Но знайте: сердца вашего свободу
Ничем я не хочу стеснять,
Готов скрываться вам в угоду
И пыл ревнивых чувств унять,
На все, на все для вас готов!
Не только любящим супругом,
Слугой полезным иногда,
Желал бы я быть вашим другом
И утешителем всегда.

Вы пишете мне, мой ангел, письма по четыре страницы быст-рее, чем я успеваю их прочитать.

...расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои три карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!

Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит?

Она была самолюбива, живо чувствовала своё положение и глядела кругом себя, – с нетерпением ожидая избавителя; но молодые люди, расчетливые в ветреном своём тщеславии, не удостаивали её внимания, хотя Лизавета Ивановна была в сто раз милее наглых и холодных невест, около которых они увивались.