Избранные произведения. В двух томах. Том 2

Это противоестественно: мыслящему – зрячему существу жить среди незакономерностей, неизвестных, иксов. Вот если бы вам завязали глаза и заставили так ходить, ощупывать, спотыкаться, и вы знаете, что где-то тут вот совсем близко – край, один только шаг – и от вас останется только сплющенный, исковерканный кусок мяса. Разве это не то же самое?

Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее поймешь. Вот: две силы в мире – энтропия и энергия. Одна – к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая – к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии – наши или, вернее, – ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы…

Какая-то женщина, туго перетянутая поясом поверх юнифы, отчётливо выпячены два седалищных полушара, и она все время поводила ими по сторонам, как будто именно там у неё были глаза.

Я уже давно перестал понимать: кто - они и кто - мы.

Теперь поэзия - уже не беспардонный соловьиный свист: поэзия - государственная служба, поэзия - полезность.

Я знал: прочтенное ею письмо - должно ещё пройти через Бюро Хранителей (думаю, излишне объяснять этот естественный порядок).

К счастью, допотопные времена всевозможных Шекспиров и Достоевских - или как их там - прошли.

Всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер.

Но зато небо! Синее, не испорченное ни единым облаком (до чего были дики вкусы у древних, если их поэтов могли вдохновлять эти нелепые, безобразные, глупо-толкущиеся кучи пара).