Записки из подполья

Вдвое надо быть осторожнее с человеком, испытавшим несчастья.

Мы все кричим о гуманности, но героизма, подвига мы сделать не в состоянии.

– Хорошее время не с неба падает, а мы его делаем; оно заключается в сердце нашем, Егор Ильич.

Ведь мы до того дошли, что настоящую «живую жизнь» чуть не считаем за труд, почти что за службу, и все мы про себя согласны, что по книжке лучше.

Идеи-то нет, так они теперь на феноменах выезжают.

– Позвольте, monsieur Ползунков!
– Чего требуете?
– Рассказывайте проще; пожалуйста, не слишком старайтесь!

Сердце его было слишком подвижно, горячо! Я даже скажу более: по моему мнению, это был честнейший и благороднейший человек в свете, но с маленькою слабостию: сделать подлость по первому приказанию, добродушно и бескорыстно, лишь бы угодить ближнему. Одним словом, это был, что называется, человек-тряпка вполне.

Я всегда любезен и мил, когда доволен собой…

— Я вам скажу, господа, по-дружески, — сказал, немного помолчав, наш герой, как будто (так уж и быть) решившись открыть что-то чиновникам, — вы, господа, все меня знаете, но до сих пор знали только с одной стороны. Пенять в этом случае не на кого, и отчасти, сознаюсь, я был сам виноват.

Змея литературного самолюбия жалит иногда глубоко и неизлечимо, особенно людей ничтожных и глуповатых.