Сто лет одиночества. Повести и рассказы

Но, сказать по правде, она всего лишь облегчала душу, потому что супругов связывали неразрывные, более крепкие, чем любовь, узы: общие угрызения совести.

Однако прежде чем взглянуть на последний стих, он уже понял: ему никогда не покинуть эту комнату, ибо было предречено, что зеркальный (или зазеркальный) город будет снесен ураганом и стерт из памяти людей в ту самую минуту, когда Аурелиано Вавилонья закончит чтение пергамента, и что все написанное в них неповторимо отныне и навеки, ибо ветвям рода, приговоренного к ста годам одиночества, не дано повториться на земле.

... его спокойствие было спокойствием затихшего урагана.

Ему казалось, что его внутренности прорастают ядовитыми грибами и водорослями.

— Нет, мы не уйдем, — сказала она. — Мы останемся здесь, потому что здесь родился наш сын.
— Но у нас тут пока еще никто не умер, — возразил Хосе Аркадио Буэндиа. — Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник.
   Урсула заявила мягко, но решительно:
— Если мне надо будет умереть, чтобы мы остались здесь, я умру.

«Вещи, они тоже живые, — провозглашал цыган с резким акцентом, — надо только уметь разбудить их душу».

Полковнику никто не пишет.

– Не будьте наивны, – отозвался врач. – Мы уже слишком взрослые, чтобы надеяться на мессию.

пока мы живем на свете, мы остаёмся вашими матерями и, будь вы хоть сто раз революционеры, имеем право спустить с вас штаны и отлупить ремнём при первом же к нам неуважении.

"...если крылья не являются существенным элементом для определения разницы между ястребом и самолетом, тем в меньшей степени они могут служить для распознания ангелов..."