Прощай оружие. Старик и море. Праздник, который всегда с тобой. Рассказы

— Все равно, и храбрые умирают.

— Но только один раз.

— Так ли? Кто это сказал?

— Трус умирает тысячу раз, а храбрый только один?

— Ну да. Кто это сказал?

— Не знаю.

— Сам был трус, наверно, — сказала она. — Он хорошо разбирался в трусах, но в храбрых не смыслил ничего. Храбрый, может быть, две тысячи раз умирает, если он умен. Только он об этом не рассказывает.

— Не знаю. Храброму в душу не заглянешь.

— Да. Этим он и силен.

Что же из не написанного и не потерянного мною я знаю лучше всего? Что я знаю всего достовернее и что мне больше всего дорого? Мне нечего было выбирать. Я мог выбирать только улицы, которые быстрее привели бы меня к рабочему столу.

Но потом, когда приходит опустошенность, нужно читать, чтобы не думать и не тревожиться о работе до тех пор, пока не приступить к ней снова. Я уже научился никогда не опустошать до дна кладезь творческой мысли и всегда прекращал писать, когда на донышке еще что-то оставалось, чтобы за ночь питающие его источники успели вновь его наполнить.

"Талант его был таким же природным, как узор пыльцы на крыльях бабочки" (с.)

И даже не смей думать, что ты можешь не выдержать.

«Когда приходится экономить на еде, надо держать себя в руках, чтобы не думать слишком много о голоде. Голод хорошо дисциплинирует и многому учит. И до тех пор, пока читатели не понимают этого, ты впереди них.»

надо путешествовать только с тем, кого любишь.

Того, кто работает и получает удовлетворение от работы, нужда не огорчает.

Плохо не то, что он лгал, а то, что вместо правды была пустота.

– Что вы в самом деле думаете о войне? – спросил я.
– Я думаю, что она нелепа.
– Кто выиграет ее?
– Итальянцы.
– Почему?
– Они более молодая нация.
– Разве молодые нации всегда выигрывают войну?
– Они способны на это в известном периоде.
– А потом что?
– Они становятся старыми нациями.
– А вы еще говорите, что не мудры.
– Дорогой мой мальчик, это не мудрость. Это цинизм.
– Мне это кажется величайшей мудростью.