Фрагменты речи влюбленного

«Я все время действую — упорствую в действии, что бы мне не говорили и как бы я ни был обескуражен, — как будто любовь способна однажды дать мне удовлетворение, как будто Высшее Благо возможно.»

Когда другой охвачен федингом, когда он отступает — никуда, разве что к тревоге, которую он может выразить лишь скупыми словами: «мне нехорошо», кажется, что он движется вдалеке в тумане; не мертвый, но зыбко живой, в краю Теней; их посещал Улисс, взывал к ним (Nekuia); среди них была тень его матери; я зову, я тоже взываю к другому, к Матери, но навстречу мне — всего лишь тень.

На христианском Западе вплоть до сегодняшнего дня сила всегда передается через типическую фигуру Толковника (в ницшевских терминах, иудейского Первосвященника). Но любовная сила не может переместиться, попасть в руки какого-либо Истолковывающего; она пребывает в самом языке, зачарованная, неподатливая. Топической фигурой является здесь не Жрец, а Влюбленный.

Рожденный из литературы, способный разговаривать, лишь используя ее затертые коды, я тем не менее один со своей силой, преданный своей собственной философии.

Как и невинность, атопия сопротивляется описанию, определению, вообще языку, который есть майя, классификация Имен (Проступков). Своей атопичностью другой приводит язык в дрожь: нельзя говорить о нем, про него, любой признак оказывается мучительно ложным, тягостно бестактным; другой не поддается квалификации (это, видимо, и есть истинный смысл слова атопис).