А. П. Чехов. Сочинения в четырех томах. Том 2. Рассказы и повести 1888-1895

Когда он говорит, вы узнаете в нем сумасшедшего и человека.

О чем, бывало, ни заговоришь с ним, он все сводит к одному: в городе душно и скучно жить, у общества нет высших интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразя ее насилием, грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты и одеты, а честные питаются крохами; нужно, чтоб общество сознало себя и ужаснулось.

И Панауров стал объяснять, что такое рак. Он был специалистом по всем наукам и объяснял научно всё, о чем бы ни зашла речь. Но объяснял он всё как-то по-своему. У него была своя собственная теория кровообращения, своя химия, своя астрономия.

Все знакомые говорят мне: «Невыносимейший вы человек, Павел Иваныч!» Горжусь такой репутацией. Прослужил на Дальнем Востоке три года, а оставил после себя память на сто лет: со всеми разругался. Приятели пишут из России: «Не приезжай». А я вот возьму, да на зло и приеду... Да... Вот это жизнь, я понимаю. Это можно назвать жизнью.

Все эти житейские гадости и мерзости нужны, так как они с течением времени перерабатываются во что нибудь путное, как навоз в чернозем. На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости.

Если не видно прогресса в мелочах, то напрасно я стал бы искать его и в крупном.

Раз существуют тюрьмы и сумасшедшие дома, то должен же кто-нибудь сидеть в них.

Петербург - не Испания, наружность мужчин здесь не имеет большого значения даже в любовных делах и нужна только представительным лакеям и кучерам.

Ум проводит резкую грань между животеым и человеком, намекает на божественность прследнего и в некоторой степени даже заменят ему бессмертие, которого нет. Исходя из этого, ум служит единственно возможным источником наслаждения. Правда, у нас есть книги, но это совсем не то, что живая беседа и общение. Если позволить сделать не совсем удачное сравнение, то книги- это ноты, а беседа- пение.