Посторонний. Чума. Падение. Миф о Сизифе. Пьесы. Из `Записных книжек`

Привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние.

Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя — это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает

   — Нет, я не могу вам поверить! Я убежден, вам тоже случалось желать иной жизни.
   Я ответил, да, конечно, но это бессмысленно — все равно как если хочешь разбогатеть, или плавать быстрей всех, или чтобы у тебя рот стал красивый. Совершенно одно и то же — пустые мечты. Тут он меня перебил и спросил: а как я себе представляю ту, иную жизнь? И я закричал:
   — Так, чтобы вспоминать вот эту жизнь, земную!

Всякий знает, что такое несчастье. Ты перед ним беззащитен.

Даже тот, кто не болен, все равно носит болезнь у себя в сердце

Элементарными называются такие истины, которые человек открывает последними.

Теперь я знаю, человек способен на великие деяния. Но если при этом он не способен на великие чувства, он для меня не существует.

Утром шестнадцатого апреля доктор Бернар Риэ, выйдя из квартиры, споткнулся на лестничной площадке о дохлую крысу.

Люди всегда одни и те же. Но в этом-то их сила, в этом-то их невиновность.

Газеты, размазывавшие на все лады историю с крысами, теперь словно в рот воды набрали. Оно и понятно: крысы умирали на улицах, а больные – у себя дома. А газеты интересуются только улицей.