Посторонний. Чума. Падение. Миф о Сизифе. Пьесы. Из `Записных книжек`

Случалось даже, что я отдавал вечера чисто дружеской близости, к которой не примешивались грешные желания, и смиренно переносил эти скучные часы, едва, однако, слушая то, что мне говорили.

Вот играешь в игру «жажда бессмертия», а через несколько недель ты уже едва жив и не знаешь, сможешь ли дотянуть до завтра.

так и я — я отсутствовал как раз тогда, когда занимал в жизни особенно большое место.

И больше всего я презирал тех, кому помогал чаще других.

Правда, в известном смысле мои недостатки оборачивались к моей выгоде.

Как бы это сказать? Все скользило. Да, все скользило по поверхности моей души.

Нет, выхода не было, и никто не может себе представить, что такое сумерки в тюрьме.

— Никогда не встречал такой очерствелой души, как у вас!
Преступники, приходившие сюда, всегда плакали, видя этот образ скорби.
Я хотел ответить: плакали они именно потому, что были преступниками. Но тут мне пришла мысль, что ведь и я преступник.

— Надеюсь, нынче ночью собаки не будут лаять. А то мне все кажется, что это моя…

Тогда он спросил, неужели мне не интересно переменить образ жизни. Я ответил, что жизнь все равно не переменишь. Как ни живи, все одинаково, и мне в Алжире совсем не плохо. Он нахмурился и сказал, что я всегда отвечаю уклончиво, что у меня нет честолюбия, а для деловых людей это вредная черта.