Книги в мире 2talkgirls
JullsGr
- 6 350 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Настенька - совсем не то, чего от нее ждёшь.
ну и мнение автора о его книге:

Одна моя знакомая с пеной на губах доказывает, что Сорокин вообще (и в "Настеньке" в частности) троллит. Дескать вот он написал, чтобы все такие до черта филологи и любители покопаться в постмодернизме полезли искать глубокий смысл, а он такой над ними возвышается до черта манипулятор, хахаха, как я вас ловко провёл, вы тут у меня поплясали под мою дудочку, ну или наелись чего-нибудь из "Нормы".
Разумеется.
Разумеется Сорокин троллит. И возвышается, и хихикает. Но есть одно огромное "но" — этим наполнение повести не исчерпывается, потому что современная литература давно ушла уже из того одномерного пространства, когда одно произведение несло только одну функцию, иллюстрировало только одну идею да и вообще автору можно было сказать только что-то одно, да и то предельно понятно. Наш постмодернизм изрядно припозднился, но всё же многоходовочки догнал. Начиная с Сорокина, но им не заканчиваясь.
Поэтому, конечно, Сорокин троллит. И в "Настеньке", и в "Норме", и в остальных своих произведениях. Конечно, он просчитывает реакции читателя: у фиалок сразу бомбанёт и надо будет бежать помыться, у спгсников будет зашквар в глубокомысленных трактовках, нетакиекак_все начнут восхвалять или поносить автора в зависимости от нынешней моды (точнее, отталкиваясь от противного, но это ведь то же самое), пафосники будут пытаться охватить взглядом все доступные им слои понимания, как это делаю я; роли распределены, спектакль начался. Беря в руки произведение постмодерниста, сразу надо быть готовым к тому, что этим самым ты как бы подписал читательский контракт: ты включаешься в спектакль, режиссёр тебя по нему ведёт - и не исключён вариант, что весь спектакль пойдёт насмарку не из-за сомнительного режиссёра, а из-за твоей собственной дурной или пошлой игры. Контент "Настеньки/Насти" нарочит и аляповат почти до утрированности, но всё-таки находится где-то на грани. Мне кажется, что Сорокина можно не любить по множеству причин, но не признать в нём блестящего стилистического таланта просто невозможно. Балансирование на той тонкой грани, когда вроде уже пошло, но ещё не противно, постоянно какой-то дискомфорт от стандартных (не слишком ли стандартных?) формулировок и описаний. В мире Сорокина чувствуешь едва уловимую фальшь, но никак не можешь определить, откуда именно она идёт, так что когда включается авральный режим и отовсюду сыпятся кишки, кровь, непонятные звукосочетания и невнятица, то вздыхаешь посвободнее. Чувствовал, чувствовал. Закончись всё милотой, и это неудовлетворённое чувство непорядка так и свербило бы ещё долго, как больной зуб.
Помимо троллинга автор немало вложился в Настеньку, и тут самое время примерить на себя одну из читательских ролей, того самого спгсника, и попроецировать происходящее на собственные ассоциации. Я побуду немножко эгоистом и не буду говорить о том, что можно увидеть в повести вообще, расскажу, каким боком она зацепила именно меня (так что если вы помните собственные экспрессионистические трактовки, то велкам в комменты, всегда интересно, что по поводу таких вещей думают другие люди с иным эмоциональным опытом).
Я человек простой, руки-ноги, голова и брюхо. Поэтому первая же зацепившая меня трактовка тоже очень простая. "Настенька", которую родные с любовью поджаривают и пожирают, всего лишь представляет собой грубоватое овеществление метафоры родительского, покровительского отношения к человеку (а к человеку женского пола - особенно, заметьте, что компашка строит планы на дальнейшие поедания тётенек и девочек, а мужичков гастрономическим вниманием обходит). Родственники в буквальном смысле слова пожирают девушку своей опекой. Да вы и сами, наверняка, с этим частенько сталкивались, как раз где-нибудь за семейным застольем под оливье и колбасную нарезку. Мама и папа без ножа взгрызаются в твое будущее и рассуждают о тебе, как о какой-то вещи, которую надо выгодно вложить под проценты или пристроить, дяди, тети и знакомые видят тебя раз в год как раз за подобным мерзким застольем, но тоже обязательно выскажут свое веское слово, и все поучают-поучают-поучают и говорят, что теперь надо это и это, а потом ещё вот то, а вот у Настасьи Николавны дочка-то ууу, уже трое детей, а твои деньки уходят, надо замуж скорее, ипотеку и шкаф-стенку, два телевизора и работу каждый день, вот я-то уже пожил и знаю такие вещи. Лучше бы на лопату и в печь в такой ситуации, чем смотреть, как из тебя по-живому выгрызают клочья, Настеньке ещё повезло.
Хотя это, конечно, далеко не единственный вариант прочтения.
С Сорокиным, конечно, буду играть ещё. В его правилах игры хотя бы всё по-честному. Да и, в конце-то концов, какой из авторов не манипулирует читателем? Если бы не манипулировали, то и писать книги вообще было бы незачем. Даже одномерные. А то, что от Сорокина так предсказуемо бомбит, — сплошной для него win-win, очень мало писателей способны поставить себя в практически беспроигрышную позицию, где самым худшим вариантом является вялое равнодушие к его творчеству, которое и не худший вариант-то даже, а просто статистическая погрешность для равновесия.

Я умею читать.
Я взял с собой Сергея, Николая, Константина, Илью и Руслана. Мы поехали на электричке в деревню. Поезд тихо продвигался по замёрзшим за ночь рельсам мимо гигантских искрящихся в утренних лучах сугробов. За сугробами вставали ровные ряды корабельных сосен. Неподвижные и вечные, они скрывали в сердцевине зимнего леса свою белую тайну.
От станции мы примерно час шли пешком по неширокой утоптанной тропе, а потом ещё с полчаса продирались сквозь набрякшие снегом еловые лапы до стоящей на небольшом отдалении от леса избы. Избы была исконно русская, покосившаяся и иссохшая она смотрела единственной дверью на запад, на восточной и южной стене было по три окна. Внутри справа была печь, слева неясная пустота, заполненная предметами деревянного быта, дальше стол с лавками, за столом в углу чьи-то неразборчивые иконы.
Ребята, побросав рюкзаки, сразу натянули лыжи и умчались, взбивая стайки слепящих снежинок. Илья и Руслан были помладше, они вытащили из избы старые сани и пошли кататься на берег озера. Я немного размялся, порубив дрова и потаскав в бочкообразных вёдрах воду из колодца.
Через несколько часов оголодавшие оглоеды вернулись, и мы принялись за ужин. Наскоро порезали Тургенева с Герценом, побросали их в котелок. Открыли пару банок Достоевского, не хлебать же пустой бульон, но содержимое консервов показалось очень уж подозрительным. Тогда Сергей, ухмыляясь, вытащил два пакетика Пелевина, в кипятке тот быстро размок, и получилось вполне себе пристойное варево. Затем на шипящую сковороду накидали Толстого, а гарниром послужил нежнейший Бунин. Но молодежи было всё мало: вытащили закоптелый мангал, вывалились шумной гурьбой в уже опускающиеся сумерки и на открытом огне нажарили Набокова. На десерт захрустели разворачиваемой фольгой и под крепко заваренного Быкова, сдобренного Шишкиным, полакомились Шолоховым и Шукшиным с арахисом, а завершили всё действо большой пачкой Гайдара.
Намаявшаяся за день братия в тепле печи быстро уснула, а я вышел на улицу, закурил и долго смотрел на поднявшуюся над лесом луну. Где-то далеко завывал волк, изредка ему отвечало уханье филинов. Примерно в полночь ребят начало рвать кровью, но я подготовился заранее. Каждому подставил по деревянному тазу, потом вытащил всё во двор и на девственно белом пространстве нетронутого снега начертал их кровью большую красную пятиконечную звезду. Подождал, пока кровь немного подмёрзнет, затем вынес из избы находившихся уже в некоторой прострации мальчиков и аккуратно уложил их в снег, каждого на один из лучей звезды.
Как только первые лучи забрезжившего рассвета коснулись поляны, пентаграмма начала светиться алым сиянием. Поднимаясь ближе к небу, алое перерастало в ослепительно-белое и за этой пеленой почти незаметно было, как вознеслись замёрзшие скрюченные тела в холодное голубое небо. Я высморкался и пошёл собирать вещи.
Надо поговорить с Алексеем Александровичем, чтобы набрал ещё мальчиков, умеющих читать.

— Ненависть разрушительна для души. <...> Ненавидящий страдает сильнее ненавидимых.

- Боль закаляет и просветляет. Обостряет чувства. Прочищает мозги.












Другие издания


