Плач к Небесам

— Но это невозможно! — сдавленным голосом проговорил Паоло.
— Это возможно, — ответил Тонио. — Возможно все, что угодно. А еще точнее: это возможно тогда, когда ты меньше всего этого ждешь.

Грехом была злоба. Грехом была жестокость. Грех совершили те люди в Фловиго, что уничтожили его нерожденных сыновей.
Но никто и никогда не смог бы убедить его в том, что его любовь к Гвидо, его любовь к кардиналу была грехом.

Он верит в Бога, верит в себя, верит в то, чем является, и в то, что делает.

Боже мой, да отрезали ли у тебя вообще хоть что-нибудь, если ты подверг постели римлян такой осаде, какой не знали и варварские орды!

В его сознании теплилось одно смутное воспоминание: он находился в каком-то прекрасном, чудесном месте, полном музыки, и вдруг эта музыка смолкла, и он почувствовал, как жуткий страх закрадывается в его душу. Кажется, то была музыка Вивальди, стремительные скрипки из "Времен года". Так вот тогда, когда музыка смолкла, он физически почувствовал пустоту воздуха.

Всю жизнь кто-нибудь да говорил о нем: "Как он уродлив!", но всегда находился другой, кто восклицал при этом: "Но как он красив!"

«Но, Боже правый, что бы я отдал за то, чтобы прожить хоть день, всего один день, и чтобы эта чаша миновала меня!»

узнаешь, что случилось, и что должно случиться, и как коротко время, что мы будем вместе, этот краткий миг, который и есть жизнь».

— Пока нет, — ответил Гвидо. — Ступай к себе и оденься. Я возьму тебя с собой в оперу.
— Что? — Тонио поднял голову. Он не мог поверить своим ушам. — Мы едем в город, мы едем в оперу?!
— Если перестанешь вопить, как младенец, то да. Так что одевайся скорее.

Он вообще любил, когда люди вокруг разговаривают, лишь бы они не заставляли вступать в разговор его самого.