
Литература для филологов
metamorphozka
- 352 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Два сильных и мучительных желания боролись во мне во время чтения: необходимость прочитать быстро, тогда как хотелось читать медленно, перечитывать, отводить взгляд и отдаваться сладкому послевкусию каждой фразы; и стремление прочитать как можно скорее, чтобы к этому восхитительному ощущению прибавилась ещё и интеллектуальная сытость, чтобы можно было закрыть книгу и погрузиться в самое приятное, что даёт чтение, – размышление над идеями, осмысление пережитой истории. Вам кажется, что эти два чувства не могут вступать в борьбу между собой? Я бы тоже так думал, если бы их не прочувствовал на собственной... коже?
Это не единственное новое чувство, которое подарил мне Бальзак. Никогда, никогда и никто раньше не показывал мне страсти, сжигающей обречённых игроков в игорном доме. С этой первой малозначительной для повествования детали началось для меня восхищение мастерством автора. Я мог видеть страсть во многих человеческих пороках, но никогда не видел в азарте той же дурманящей красоты, того романтизма, которым мы порой так щедро наделяем ненависть к врагу или зависимость от своего тела.
Никак не могу понять: то ли это самое лучшее, что я читал у Бальзака, то ли последний раз я читал его так давно, что ещё не мог оценить по достоинству его стиль? Каждое слово идеально, каждая мысль закончена, каждая строчка врезается в самое сердце. Откройте книгу на любой странице, и вы найдёте блестящую игру слов, гениальную фразу или же нетривиальные, не затасканные сравнения, заставляющие вашего внутреннего эстета и ценителя красоты замирать.
Это первая книга, в которой автора я чувствую больше, чем персонажа, в которой автором я восхищаюсь больше, чем персонажем. Если вы не хотите даже намёка на спойлеры, то советую пропустить следующий абзац, потому что искушение поделиться впечатлениями с людьми, уже прочитавшими, слишком велико.
В первой части Бальзак наделяет своего героя всем, что может дать творец и природа, он делает Рафаэля идеалом, ангелом воплоти, прекрасным цветком, которому сожалеют постояльцы игорного дома, на пороге которого он появляется. И свой цветок, своё бесценное творение писатель низвергает в ад и любуется своим хрупким сокровищем на пороге смерти. Сколько красоты, сколько безысходности в этой короткой сцене с монетой! Уже потом мы узнаем истинную сущность души Рафаэля, потом станем свидетелями прожитой (впрочем, больше – утраченной) жизни, но сейчас эта короткая сцена – это истинный восторг. И сколько таких в книге, их же просто не перечесть!
Не представляете, как я сожалею о том времени, когда не любил чтение. Но вся трагедия человеческой глупости в том, что ты не понимаешь, что глуп, пока не поумнеешь, не осознаёшь, что читаешь плохую литературу, пока не начнёшь понимать хорошую. И я благодарю провидение, что мне пришлось учиться именно там, где мне раскрыли глаза на красоту классической и, в частности, – французской литературы.
Кстати, раз уж я вспомнил о своём французском… Вы никогда не задумывались о том, почему именно шагреневая кожа? Этого не раскрывает перевод, но, хоть я и читал на русском, расскажу вам секрет: в названии заключено гораздо больше, чем видит русский читатель. С французского chagrin – это ещё и горе, печаль, что даёт названию книги двойное значение. И оба она оправдывает в полной мере.

С классиками я обычно дружу, с легкостью принимая язык и стиль большинства из них. Но вот с Бальзаком не все так радужно, его я, признаюсь честно, местами недолюбливаю. В чем же причина, задаю вопрос самому себе, и нахожу ответ. А ответ у меня такой - слишком много воды.
В романах и новеллах Бальзака слишком много самого Бальзака. Безусловно, автор должен присутствовать в своих произведениях, но его присутствие должно быть деликатным и ненавязчивым, желательно, чтобы читатель не особенно и замечал его. Увы, у Бальзака так не получается - он говорит, говорит и говорит, превращая чтение своих довольно незамысловатых историй в нескончаемый поток слов, за которыми порой теряется нить действия. Хотя, возможно, он делал это по той же причине, по которой Дюма устраивал гигантские диалоги в своих романах, ведь парижские издатели платили за строчки, так что сегодняшнему читателю приходиться расплачиваться за уплаченное по счетам классикам, когда они ими еще не были.
Переплывая очередную стремнину авторского красноречия, наполненную совершенно необязательными рассуждениями о подвернувшемся под руку предмете, ждешь: ну, когда же начнется действие. Вот ты терпеливо продираешься через бурелом лишних слов, вот что-то стало происходить и тут автор вспоминает, что уже 3 или 4 страницы не было его рассусоливаний, и он снова берется за привычное дело, либо накатывая десяток страниц от себя, либо вкладывая длиннющий выспренний монолог в уста очередного героя, которому по его воле суждено стать глашатаем набора глубоких мыслей.
Такой стиль превращает чтение в довольно нудное занятие, по крайней мере, так дело обстоит у меня. Поэтому на книгу Бальзака у меня уходит в полтора раза больше времени, чем на книгу того же объема менее занудного автора.
Так вот, писатель из Бальзака - занудный, но психолог очень даже качественный. В 1835 году, когда вокруг бушевали страсти романтизма, он умудряется писать такие психологически достоверные реалистичные тексты. Он показывает главную силу, которая движет людьми, наполнившими огромный город, эта сила - обман. Все действующие лица книги упражняются в искусстве обмана ближних своих, все лгут, все пускают пыль в глаза, все пытаются надуть друг друга. Эта единственная линия поведения, пригодная для выживания в этом вертепе.
За почти 200 лет ничего не изменилось, если вы возьмете любую ограниченную группу людей, например, в Москве, вы увидите те же страсти, то же желание обвести, обмануть и приобрести на этом выгоду. В этом отношении роман Бальзака можно использовать как лекало сегодняшних моделей человеческих взаимоотношений.
В романе миру обмана и лжи, который представляют все, противостоят две фигуры - старика Горио и молодого честолюбца Растиньяка. Эти фигуры тоже не безупречны, им тоже приходится на страницах книги и лгать, и изворачиваться, но для них еще существуют какие-то святые истины, и они не готовы торговать самым дорогим, что имеют - любовью.
Но безжалостный автор-правдолюбец не оставляет им шансов, Горио погибает, убитый своей же безусловной отеческой любовью, а Растиньяк принимает вызов огромного монстра, соглашаясь играть по его правилам.
Кроме того, в книге проводится еще одна идея, которую много позже сформулируют педагогические психологи, суть которой в том, что чем больше сил, средств и жертв вкладывают родители в своих чад, тем с большей долей вероятности им удается вырастить жестоких и эгоистичных монстров потребления - старик Горио предупреждает их от такой неумеренной благодетельности, но тщетно, классику у нас мало кто читает, а из тех, кто читает, не каждый способен понять, о чем это было....

К этой книге французского классика у меня двоякое отношение, с одной стороны она очень привлекательна в своем философском звучании, с другой - безумно занудное и скучное чтиво, безмерно затянутое. Я слышал, что якобы сейчас её проходят в школе; когда я учился мы Бальзака не проходили, может он был в программе, но наша литераторша всегда жертвовала часами иностранной литературы в пользу литературы отечественной, против чего мы, собственно говоря, не возражали - про Онегина и Печорина мы уже прочитали, так лучше помучаем их еще, чем читать что-то новое.
Поэтому к "Шагреневой коже" я подходил сам, по собственной воле и был настроен очень радужно, предполагая море удовольствия от такой известной книги, тем более, что суть фабулы романа уже была известна. Меня ждало разочарование, пусть - не горькое, но все же. Я уже писал в других рецензиях, что не люблю занудный растянутый стиль Бальзака. Когда он погрязает в описании интерьеров, видов, внешности персонажей, душевных их состояний, когда ударяется в философские рассуждения, суть которых, как бы ни ценна она была, утопает в словесной воде, я ловлю себя на мысли: "Как же не хватает в Бальзаке Пушкина!"
Возьмите любую пушкинскую повесть, насколько точно и лаконично они написаны, Пушкин доверяет своему читателю, во многом полагаясь на его жизненный опыт, поэтому он не расходует слова на лишние описания, он дает главное, а детали читатель сам додумает. Если дело происходит в гостиной, достаточно одной-двух самых ярких деталей вместо подробного описания, вряд ли читатель, если ему не описать дотошно цвет и форму всех комодов и стульев, вообразит что-то вроде кухни или конюшни.
Представляю каким толстым томом выглядел бы бальзаковский вариант "Станционного смотрителя" или "Пиковой дамы". Да "Шагреневая кожа" и есть "Пиковая дама" а-ля Бальзак.
И дело не в мистической составляющей, я, рассуждая о "Шагреневой коже" меньше всего затрагивал бы мистическую сторону, потому что она здесь далеко не главная, она здесь служит всего лишь инструментом, позволяющим рассказ о ценности человеческой жизни превратить в своего рода притчу.
По сути, жизнь каждого из нас этакая шагреневая кожа, и, чтобы мы не делали, она с каждым годом становится все меньше и меньше, приближая тот день и час, когда скукожится до последней точки, той точки, что будет стоять в конце жизни каждого.
Жизнь - это все, что у нас есть, это - мы сами. И платим за всё мы тоже собой, своею жизнью. Вот почему деньги смогли завоевать такую власть над человечеством? Мир так устроен, что все в нем имеет цену, и деньги стали самым удобным эквивалентом ценности, лучше чем ракушки или зубы леопарда. Но они лишь эквивалент, а настоящая валюта, та, которая принимается всевышним банком, это - наша жизнь, цена есть всему - нашим дням, усилиям, желаниям, надеждам. Всё чего-нибудь, какой нибудь частички нашей да стоит.
Вот об этом и хотел сказать Бальзак, а еще о том, чтобы по-умному торговать с миром, чтобы не ошибаться в своих желаниях, потому что часто нам кажется, что мы остро нуждаемся в чем-то, а получив это, понимаем, что оно нам было не нужно, а ведь уже уплачено, и в этом банке отмены сделок не бывает.
Так что не нужно искать в антикваре следов Мефистофеля, да и Рафаэлю далеко до Фауста, он же не истину ищет, а удовольствий. Вот почему раньше я вспоминал пушкинскую "Пиковую даму", они - Рафаэль с Германом - одного поля ягоды. Это испытание было послано Богом, ну, а кто же еще испытует человеков? Вот и послал он Рафаэлю лоскут шагреневой кожи, чтобы о его истории поведал Бальзак, а прочитавшие её, на примере этом научились дорожить своей жизнью, да призадумались бы о том, на что и как они её тратят. А вот Рафаэль был выбран на эту роль, возможно, совсем не случайно, это испытание ему прилетело за дерзкую попытку сочинить трактат "Теория воли", воля же самый лучший оценщик жизненных трат, вот и докажи, что можешь ею пользоваться, прежде чем трактаты писать.
Из положительного: порадовала встреча со "старым другом" Растиньяком. Он и здесь, как и в "Отце Горио", верен себе и цель жизни видит в благополучной женитьбе. Ну, и гордость за то, что самая красивая женщина Парижа - Феодора - русская.

Гнуснейшая привычка карликовых умов - приписывать свое духовное убожество другим.

На прихоти у нас всегда найдутся деньги, мы скупимся только на затраты полезные и необходимые.










Другие издания


