Превращение. В исправительной колонии. Новеллы из сборников "Сельский врач" и "Голодарь". Новеллы из наследия

Это произведение как нельзя лучше отражает сущность человека, вроде мыслящего, но в то же время живущего идеей собственности и накопительства. Читаешь этот рассказ-монолог и жутко становится, ведь все так и есть, чем больше человек имеет, тем больше потребностей возникает у него, рождается желание накопить, сохранить, приумножить. Вот только кто-то копит знания и развивается, а кто-то копит вещи, продукты, закрываясь в себе и своем маленьком мирке-складе. Рано или поздно этот мирок становится хозяином человека, который уже не в состоянии прожить без вещей, возможно и не нужных ему совершенно. Так происходит погружение в одиночество, добровольное замуровывание себя в комфортном склепе-жилище.

Мрачная атмосфера произведения прекрасно передает горячечные страдания героя-крота, его метания и надуманные страхи. Используемые Кафкой сюжетные повторы и повторы-размышления оправданы, ведь именно так автор показывает рутину, погребающую из дня в день под собой человека, лишающую его воли, порождающую страх вмешательства в устоявшуюся, заболоченную жизнь.

Все мы в некотором роде кроты, живем в своих норках, все подвержены вещизму и самоизоляции, разница только в том, насколько мы еще открыты миру, окружающим нас людям…

Одиссей совершает долгое и трудное путешествие, чтобы познать окружающий мир и себя в нём, а затем вернуться домой, к самому себе и своей семье. Его тяга к познанию была сильнее страха перед подстерегающими на каждом шагу опасностями. На этом пути герой не только становится участником фантастических событий и приключений, но и вступает в конфликт с противоречивыми и неосознаваемыми страстями, бурлящими в его душе. Он борется с ними с помощью ума и решительности. Но найти путь к себе, просто подавив и отвергнув чувства, невозможно. Лишь в конце странствия ему удаётся преодолеть отчаяние, боль и тоску, примирить и собрать в единое целое составляющие своей души. И только тогда он обретает себя и свой дом.

Внимание Кафки привлекло плавание Одиссея мимо страшного острова сирен.

В рассказе проиллюстрирован интереснейший взгляд писателя на встречу мифического героя с сиренами. Используя "ребяческие средства" защиты – горсть воска и оковы, плыл навстречу сиренам смелый Одиссей. Невинно радуясь своему хитроумию, он надеялся избежать участи других путешественников. Однако, позволив Одиссею заткнуть себе воском уши, Кафка изобразил героя лишённым (или всё же притворившимся таковым?) одного из главных своих стремлений – страсти к познанию. И это не очень согласуется с истинной целью его странствий – самопознанием.

«Но у сирен есть оружие более страшное, чем пение, а именно — молчание. Хотя этого не случалось, но можно представить себе, что от их пения кто-то и спасся, но уж от их молчания наверняка не спасся никто. Чувству, что ты победил их собственными силами, и, как следствие этого, безудержной заносчивости не может сопротивляться ничто на земле».

Приближение временно оглушённого Одиссея с выражением блаженства на лице заставило сладкоголосых сирен замолчать с открытыми ртами. Но пребывающий в иллюзиях герой считал, что его хитрая защита сработала. А ведь прекрасные и всезнающие сирены и не пытались его соблазнять… Возгордившемуся Одиссею просто позволили уйти.

Самое трагичное – это угасание страсти к познанию. И ставшему (или казавшемуся) равнодушным к познанию Одиссею удивлённые сирены ответили более опасным, чем пение, оружием - молчанием. Кого же он обманул: сирен или себя? Победа Одиссея подлинная или мнимая? Он укрепил реальную уверенность в себе или лишь раздул ложную гордыню? Ответа нет, финал открыт… И это завораживает подобно сладкому пению сирен…

«Есть, впрочем, одно добавление к преданию. Одиссей, говорят, был так хитроумен, так изворотлив, что сама богиня судьбы не могла проникнуть в его душу. Может быть, он, хотя человеческим умом этого не понять, действительно заметил, что сирены молчали, и только до некоторой степени корил их и богов за то мнимое пение».

Давно собиралась познакомится с творчеством Франца Кафки. Хотела "замахнуться" на "Замок" или "Процесс", но сетевые источника не советовали этого делать, а начать с чего-нибудь менее глобального, не по содержанию, по объему.

Думаю, что сюжет новеллы известен многим, я также была знакома с ним в общих чертах.

Молодой человек Грегор Замза, работающий коммивояжером, проснувшись утром в своей постели, обнаружил, что превратился в огромное мерзкое насекомое. Кафка подробно описывает новое тело Грегора, какие тот испытывает неудобства (как ему еле-еле удается встать с постели, ценой больших усилий повернуть ключ в замке, чтобы открыть дверь...) Далее, читатель видит реакцию семьи на превращение Грегора...

Сказать по правде, эта реакция меня вначале озадачила. Я бы не стала её сравнивать, как если бы Грегор заболел какой-нибудь жуткой болезнью или стал инвалидом. Ведь, в этом случае окружающие проявляют сочувствие. Здесь же, реакция другая, сравнимая с той, если бы вы узнали, что ваш близкий человек маньяк-убийца. Грегор внешне стал чудовищем, хотя и не утратил человеческих качеств. Однако, его семья считает по-другому, им стыдно и неудобно.

Сестра Грегара, поначалу пытается  ухаживать за братом, видимо вспоминая, как тот заботился о ней. Мать не может принять ситуацию, поэтому, когда видит Грегора, каждый раз находится на грани обморока. Отец испытывает злость, так как считает, что сын их "опозорил".

Меркантильные интересы также играют определенную роль, ведь Грегор был кормильцем семьи. Тем не менее, после превращения семья худо-бедно справляется с материальными трудностями. Отец устраивается на работу, одну из комнат решают сдать. Но жильцы, случайно увидев Грегора, пришли в ужасе. Они отказывается от комнаты. Становится понятно, что семья не сможет наладить быт, пока Грегор жив.

А что же Грегор? Почему он превратился в насекомое? Об этом нам ничего не известно. Вначале Грегор  испытывает вину, что подвел семью. Хотя, в чем он виноват? Потом его начинает раздражать, что о нем не заботятся. Не пытаются выяснить какую пищу он хочет съест, не убирают у него в комнате. И умирает он, хотя Кафка и пишет, что от воспаления, яблоко застряло у него в чешуйках и начало гнить, но на самом деле оттого, что семья от него отвернулась...

С одной стороны, мерзкая история, но с другой, пронзительная и трогательная.

Весьма необычная повесть... Хотя о чём это я? Её же Кафка написал, так что ничего удивительного. Несмотря на то, что мне очень нравятся произведения автора, именно эта совсем небольшая повесть читалась довольно тяжело. Всё же не часто я читаю произведения, в которых мир раскрывается глазами собаки. Да и раскрывается ли? Это, скорее, бесконечный поток мыслей, в котором с трудом улавливаешь смену событий. Так, пёс наблюдает за собачьим оркестром (или танцевальной группой, я так и не поняла, что это было), размышляет о научных достижениях и пробует на себе силу голодания. Вот такой занимательный сюжет.

Сложно собрать мысли в кучу и написать в отзыве что-то более-менее связное. Для этого мне не хватает эмоций и впечатлений от книги. Всё же она меня не зацепила, я так и не смогла прочувствовать всю бренность собачьего бытия. Понятно, что автор хотел таким образом показать бессмысленное существование какого-либо человека, но в отличие от, например, "Замка" "Исследования..." меня не затронули и не заинтересовали. Хотя стиль Кафки мне по-прежнему по душе.

Возможно, однажды я вернусь к повести и попытаюсь прочесть её снова, не торопясь, анализируя каждое предложение и разбирая на символы, но не в ближайшее время.

Одно из лучших произведений, которое я когда-либо читала. Нет. Лучшее произведение среди тех, которые были и еще будут перед моими глазами. Я не помню ни одного другого, которое бы я читала от начала и до конца с такими чувствами и со слезами на глазах (да простят меня мои любимые книжки).
"Превращение" ошеломительно - ОТ и ДО.
В одной из рецензий была мысль о том, что Грегор еще до превращения был похож на насекомое - пресмыкался перед родными, был лишь источником дохода для семьи и прочее. Но разве можно стремление сделать своих родных счастливыми назвать пресмыканием или унижением? То, что они это не поймут или не оценят -другой вопрос. Мы можем говорить о самопожертвовании Грегора, но никак не об унижении.
Но почему же он превратился все-таки именно в жука... Уж не потому ли, что многие люди их так боятся? Один вид их приводит в ужас и вызывает чувство омерзения? Особенно "смелые" тут же бросаются их давить... Но что они сделали плохого, что бы заслужить к себе подобное отношение? Безответные, трудолюбивые, но пугливые и беззащитные, которые только и могут что попытаться убежать от агрессивных недочеловеков...
Я до последнего надеялась, что финал будет хотя бы открытый, потому что за Грегора болела душа, но... Конечно это было невозможно...

Хорошенький такой глоточек паранойи ввечеру, собьёт с ног не только трезвенника-пуританина, читающего про шоколадки и фиалки, но и многих запойных книжкоголиков. Мой любимый граф говорит: "Читать Кафку удивительно скучно, но в то же время очень увлекательно". Аминь, бро. Пока читаешь этот жирненький рассказ, возникает ощущение, что стены вокруг тебя сжимаются, воздуха становится всё меньше и меньше, предложения становятся всё длиннее, абзацы всё бесконечнее (если только одна бесконечность может быть бесконечнее другой бесконечности), а мозги натужно скрипят, пытаясь представить визуально полуслепую и смазанную картинку произведения. Сразу скажу, что представить её себе сложно. Главный герой, который нам и "исповедуется" — не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. Причём даже не факт, что это вообще зверушка, в конце концов, многие вещи оно делает как человек (например, приподнимает откидную дверь входа), рефлексирует, как человек, да и усы могут быть не только у таракашек и барсуков, но и Гитлера с Александром Панкратовым-Чёрным. Хотя в этом и весь цимес. Кто-то представит себе крота (хотя у них нет ушей, да и лбом в стенки туннелей они бы не стали биться), кто-то кого-то длинного и хорькообразного, а кто-то вообще не будет напрягать воображение и будет главное существо в романе представлять одиноким соседом-алкоголиком дядей Толиком.

Существо в романе не тратит свою жизнь на такую суету сует, как социальная жизнь, продолжение рода и чем там ещё занимаются праздные эволюционирующие. Оно поглощено нежной страстью паранойи, которая чудится ему в каждом шорохе и звуке. Поэтому существо вырыло хитроумную нору для защиты себя любимого, и если мы при описании норы чувствуем лёгкую клаустрофобию, то оно чувствует... Нет, не безопасность. Невозможно чувствовать безопасность, если в стремлении сохранить свою жизнь ты боишься самой жизни, как таковой. Опасность таится везде, даже в той самой земле, в которой существо вырыло нору. И сколько не придумывай увёрток, ложных входов, укреплённых (и окроплённых собственной кровью) площадок, страх всё равно настигнет тебя рано или поздно, если он внутри тебя. Потому что одно дело — опасаться чего-то конкретного, что может тебе навредить. Огонь может сжечь, крупный хищник может сожрать, мелкая дрянь — заразить какой-нибудь бякой. Если же бояться опасности вообще, то какая же это жизнь? Всё в ней враждебно, так что удивительно, что существо на всякий случай не поотрывало руки-ноги самому себе, дабы неповадно было. А вдруг проснёшься среди ночи — а тебя твоя собственная рука лупит? Ну, или что там у него, усатого-полосатого... Клешня? Щупальце? Ляжки-то вот точно есть.

Бесконечно одинокий и несчастный кроточеловекоскунс настолько самоизолировался в этом хитроумном саркофаге (нора из слоновой кости, ага), что поневоле начинаешь сомневаться, когда он рассказывает про якобы чудовище, пытающееся прорыться в его волшебные тоннели. Во-первых, кому нафиг он такой сдался? Во-вторых, это наверняка ещё одно проявление паранойи. К тому же убегать норовладелец не спешит, а даже ждёт встречи с гипотетическим убивцем. нора-то ведь есть уже, ипотека уплочена, документы готовы, что рыпаться теперь? Пожил. Всю жизнь строил хитроумные планы, как в нужный момент блеснуть инженерной мыслью и свалить в туман, а как моент подошёл, так мысля инженерная оказалась совсем проржавевшей и никуда не годной. Остаётся только лежать, закинув ногу на ногу, в ожидании Годо, покуда зыришь телеящик. Ну, или что там кротохорьки смотрят? Стену с червями?

Метафора жизни у Кафки, как всегда, построена на оксюмороне. С одной стороны — кристально прозрачна, с другой — невероятно мутна. Все мы понимаем, что хотел сказать дядя Франц в своей притче, но вот понять зачем он это хотел сказать — трудно. Переносил свои страхи на бумагу? Слишком просто. Всё же он всегда хотел цеплять крючьями за живое и волочить за собой сквозь полусгнившие балки. Зацепить-то он зацепил, наверх потащил, но вот что-то неба пока не видно, всё бесконечные балки, перегородки и... Wait a minute... а уж не по кругу ли он нас таскает? Так и есть. Вон и нога моя висит, оторвавшаяся на крутом повороте. Ну как нога... Лапка.

- Тебе уже ... лет, а ты все еще не читала Кафку!

• Отстань, не хочу Кафку.
• Один маленький мальчик по имени Генри читал Кафку каждое утро и вырос большим, здоровым и красивым.
• Во-первых, я не мальчик, и уж точно не маленькая. Насчет "здоровым и красивым" у меня, конечно, имеются сомнения, но Кафка точно не поможет.
• Ну как ты не понимаешь, все приличные люди в твоем возрасте его уже по третьему разу перечитывают, а ты Громыко в очередной раз берешь.
• Громыко не трожь! Так и быть, будет тебе Кафка.

  Сюжет "Превращения" был известен даже мне: некто коммивояжер Грегор Замза однажды обнаруживает, что превратился в жука. И спокойно сей факт воспринимает. Уже на этом этапе я поняла, что просто не будет. Хотя бы по тому простому признаку, что любой другой человек испытал бы хоть какие-то эмоции от превращения: удивление, ярость, гнев, истерику, переходящую в мысленное потрясание кулаком и угрозы найти того выпивоху мага или бога который и совершил превращение. Но нет, Грегор спокоен и невозмутим, как будто всегда знал, что он всего лишь гигантский жук в человеческом обличье и вот, наконец, эта неудобная шкурка облезла и можно всласть размять лапки. Из дальнейших непоняток: вот родители что-то спрашивают через дверь и Грегор-жук может сказать вполне членораздельное "Да" или "Нет". Вот он через пару минут толкает речь и уже его никто не понимает, а сам он не догадывается, что можно продолжать говорить "да/нет". Что это: запоздалое превращение или глупость людская? Спасибо хоть родители и сестра имеют эмоционально окрашенную реакцию на происходящее. Возможно, слишком эмоциональную. Далее идет описание нескольких месяцев жизни жука Грегора и его вполне человеческой семьи, где Кафка обнажает черствость людскую и наверняка что-то еще, а читателю ненавязчиво подбрасывается мысль, что Грегора и человеком не сказать чтобы особенно любили. Ну приносит деньги домой и спасибо, молодец, паши дальше.

  Хорошо что перед прочтением я ознакомилась с биографией Кафки, потому что в противном случае было бы сложно понять откуда берется эта горечь и беспросветность. Недавно у нас были дебаты и все вертелось вокруг фразы "Художник должен быть голодным". Поразительно, как много людей понимают голод буквально как бурчание в желудке, желание кушать и пустой холодильник. Но у Кафки был именно тот голод, который толкает на путь творчества. Путь он и достаточно обыкновенный, всего лишь желание любви, однако его достаточно, чтобы один еврей обнажал перед нами душу. Причем только из одного "Превращения" заметны неуверенность в себе, неудачные романы, проблемы с отцом и обостренное восприятие мира. Здесь, наверное, я должна бы испускать тяжкие вздохи и проклинать судьбу, но во-первых, Кафка мне пока не близок, а во-вторых, он слишком заметная фигура в литературе и, сложись у него в жизни все хорошо, быть бы ему примерным семьянином, счастливым в своей работе, каждое воскресенье навещающим престарелых родителей и даже не думающим о литературе. Так что пусть Кафка остается Кафкой.

  - Вот тебе Кафка, доволен?

• Что-то слишком тленно для меня и мрачно.
• А почему я по-твоему так долго отказывась его читать? Потому что у него сплошные пушистые зайчатки радостно прыгают по солнечной поляне?
• Угомонись уже, понял я все. Давай лучше Громыко читать.

Зная начало «Превращения» – а узнать его несложно, ибо сцена с Грегором Замзой, который нежданно-негаданно превратился в насекомое, куда только ни просочилась, – ожидаешь дикого сюра. Но ничего подобного не получаешь. Легкий оттенок абсурда быстро сглаживается, потому что Грегора волнует не то, что он насекомое, а дела насущные. Вот слезть с кровати – как? А надо. На работу вообще-то. Пропускать – ни в коем случае, уволят еще, где тогда деньги брать, семья нуждается… Стоп, а если и слезешь, то что скажет начальник, когда увидит вместо тебя огромное насекомое? Явно ничего хорошего.

Потом настают проблемы посерьезнее. Семья Грегора в ужасе – и понятно. Он их понимает, они его – нет. Приходится сидеть в комнате и принимать подачки от сердобольной сестры Греты, пока мать в страхе, а отец пылает агрессивностью – выползшего было Грегора тут же избил до крови, загоняя его обратно в комнату.

Честно говоря, обращать внимания на то, что Грегор как бы насекомое, и размышлять о том, как так получилось, попросту не получалось. Все виделось по-другому, в размытых реалистичных формах. С человеком случилась беда – заболел, может. Почему бы в таком состоянии не чувствовать себя насекомым (я вот по утрам часто чувствую себя расплющенной рыбой на дне Марианской впадины). Если совсем плохо, то и близкие видят тебя таким же. Ты скверно выглядишь, не можешь ясно выражаться, становишься бесполезным. В такой страшной ситуации ждешь помощи и понимания, однако семья Грегора показывает себя с худшей стороны. Когда отчаяние сходит, руки постепенно опускаются, и отношение становится все более жестким.

А что Грегор? Грегор понимает, что у них есть на то причины. Он ужасный внешне и больше не зарабатывает денег, поэтому приходится работать другим. Он приносит всем неприятности. Он чувствует вину. Он все испортил. Хотя и не хотел.

Повесть читалась с надрывом. Это очень сильное произведение, и очень болезненное. Надеюсь, оно все-таки не автобиографично, хотя критики, как водится, поминают деспотичного отца Кафки, и здесь это кажется прямо-таки его портретом. Но, как бы то ни было, понятно, что ситуация жизненна. Даже если вы, проснувшись, обнаружили себя не гигантским насекомым, а кулем с мукой, неспособным подняться.

Мне невольно вспоминается, как однажды, с трудом встав на работу в полубольном состоянии, я наклонилась над раковиной, и тут сильно закружилась голова – все поплыло. Пришлось, хватаясь за стены, кое-как добираться до кровати. Это не осталось незамеченным, и переживающий ближний пролепетал: «Тебе плохо?.. Но тебе ведь все равно надо на работу… Ты опоздаешь». Слышать это было больно и обидно. В идеальной картине мира все должны понять не только твое состояние, но и испуг, который ты ощутил, и то, что ты сам знаешь свои обязанности, и лучшее в такой ситуации – предложить вызвать врача. По сравнению с историей Грегора это, однако, сущий пустяк – э, приступ головокружения, брошенная в растерянности фраза. Невыносимо представлять, насколько ему было хуже. Его оставили (после того, как убедились, что на службу он пойти не может), его били, от него отвращались, хотели, чтобы он вообще исчез, ведь он и так принес достаточно проблем. Никто не подумал, каково самому Грегору. Может, только Грета в начале, но тогда ее поведение выглядит еще циничнее.

Хорошее быстро забывается. Как будто и не было всех тех лет, которые Грегор служил на благо семье.

В общем, Кафка схватил за живое. «Превращение» однозначно лучшее произведение, что я у него читала.

Ну и напоследок добавлю, не удержусь: меньше работайте! Помните, Грегор трудился, не покладая рук, и закончил насекомым в постели. Это вполне вероятное развитие событий. Не забывайте отдыхать и расслабляться, не то, не ровен час, однажды проснетесь чем-нибудь этаким.

Всем добра!

Очень краткая, но вполне содержательная сценка, в которой два действующих лица -- человек и слуга. Ну,и лошадь -- как способ передвижения.
Не могу писать хвалебную оду или опровержение труду -- всё-таки Кафка мастер психологического слова и в этой крошечной балладе сумел уместить большой смысл -- "Путь".
Куда ведёт этот путь? Слуга не увидит, что идёт. Идёт человек.
В поисках самого себя с самого рождения. Жизненный путь тяжкий и долгий.
И идущему не нужны ни провиант, ни припасы -- ведь, что суждено, тому не миновать. И глухой, неведающий слуга не вполне способен понять человека, ищущего истину.